Достоевский

Случайность или же везенье
Найти знакомого в аду?
Он ждет в военном облаченье:
— Мой друг, кого я узнаю!

Вы — Достоевский, петербуржец?!
Писатель, автор повестей?
Не может быть! В оковах… Ужас!
Пять лет о вас уж нет вестей.

Какой удар же рок отвесил —
От молодости ни следа!
Я был присяжным на процессе
И вам сочувствовал тогда.

Вас бросили в дыру такую,
Чтоб не поднялись никогда.
Я вам свободу отвоюю
И буду другом навсегда.

Не бойтесь ничего, нас двое.
Сегодня же пишу друзьям.
Пойдемте же ко мне!.. Такое
Лишь отнесешь к волшебным снам.

Лежала впереди дорога,
Спасающая дух и плоть.
Но если кто-то верит в Бога,
То он поймет, что спас Господь.

Глава двенадцатая

В море выдвинутый форт
На болотах, на костях.
Балтику швыряет норд
По каналам, по гостям.

Волны-гостьи на Неве
Разбегаются, дробясь.
Люди голубых кровей
Шествуют, не торопясь.

Кто верхом, а кто в коляске
По булыжнику-граниту…
Точно в гоголевской сказке,
Город тайнами пропитан.

За фасадами домов,
За соборами, церквями
Щели проходных дворов
Смотрят страшными глазами.

Глава тринадцатая

Белые ночи — черные реки,
Улицы, фонари и аптеки.

Свет над мостом еле-еле теплился:
Здесь Свидригайлов вчера застрелился.

Мышкин к Рогожину шёл, торопясь.
Здесь обрывалась случайная связь.

За поворотом есть выход на Невский —
Тут иногда проходил Достоевский.

Вот и сейчас слышу чьи-то шаги…
Память и рифма, не трусь, помоги!

Глава четырнадцатая

Контракт подписан. Кабала!
И меньше месяца в запасе.
Теперь сгибаться у стола,
Теперь ты — раб, а раб безгласен.

Тихонько перышком скрипи,
Следи за оборотом слова.
Из неизвестности лепи
Роман для критики Каткова.

«Ах, если б сделать миллион!» —
Мечтал с досадой Достоевский.
И вдруг смятенный Родион
Раскольников пошёл на Невский.

Откуда, как и почему
Студент в оборванной шинели
Вдруг накрепко припал к тому,
Кто даже другом не был в «деле»?!

Ещё процентщица жива,
Ещё сюжет мелькает тенью,
Ещё не созданы слова
Для оправданья преступленью.

Но ясен нервный персонаж:
Таким он будет до признанья,
Пока тюремный экипаж
Не скроется в казенном зданье.

Глава пятнадцатая

Иностранцам мерещатся тайны:
Им Россию века не понять.
Так и Федор Михайлыч случайно
Стал загадкой, хоть мог и не стать.

Неошеллинги, Фрейды и Ницше
Толковали в своих сочиненьях:
Был ли он проявлением высших,
Тайных сил, или псих, к сожаленью?

Эпилепсию брали на знамя,
Обвиняли в ужасных грехах:
«Кровь сосал у младенцев ночами
И отца придушил!..» — Чепуха.

Он не Фауст, не черт, не Дракула
И не тема бульварных статей.
Это в вас било меткое дуло
Из романов и повестей.

Глава шестнадцатая