Достоевский и Апокалипсис

Тут ведь вот еще что не забудем: «Сон» — последнее законченное художественное произведение Достоевского, тоже — гениальный финал гениальной симфонии (эта формулировка по отношению к Библии и собственно к Апокалипсису, конечно, некорректна с точки зрения религиозной, да и не только религиозной: нельзя все-таки в терминах земных говорить о предметах небесных, нельзя «награждать» — «гениально» — силы высшие нашими земными наградами, хотя: не понимаю, почему нельзя рассматривать Библию и как небывалое художественное произведение?.. Сюда же: старую мою мысль о том, что первоначальное литературоведение, первоначальное искусствоведение есть не что иное, как богословие, комментарий к Библии, интерпретация ее, и здесь давным-давно открыты и развиты все орудия, средства, приемы, методологии, методики будущего литературоведения, будущего искусствоведения).

Удивительно еще одно: не припомню никакого другого (разве кроме «Бобка») художественного произведения Достоевского, написанного столь быстро и свободно. Но это становится неудивительным, когда поймешь, что это именно — финал, эпилог всего его творчества. Все-все уже выстрадано, все-все уже пережито, а тут «просто» сконцентрировано, сфокусировано…

«Вдруги» в прозе и в стихах. Ясно, что в прозе «вдруги» незаметнее, в стихах — больше бросаются в глаза. Разумеется, есть «вдруги» не катастрофические.

Пушкинские «вдруги» из «Сна Татьяны» — наиболее достоевские, как и «вдруги» (если мне память не изменяет, проверить) в сне, в снах Пьера Безухова.

Вообще сны — наиболее урожайное поле для «вдругов»: они, сны, по природе своей наиболее катастрофичны, неожиданны, вдругообразны («перескакиваешь через пространство и время вопреки рассудку…» — Дост.).

Если определение Достоевского снов есть, в сущности, самоопределение прежде всего его, Достоевского, искусства, его художественности, то небывалое, невероятное количество «вдругов» у Достоевского именно этим и объясняется.

Если по частоте слова «вдруг», концентрации этого слова на одну страницу, произведения Достоевского располагаются так:

«Мальчик у Христа на елке»,

«Сон смешного человека»,

«Кроткая»,

«Мужик Марей»,

«Столетняя»,

«Братья Карамазовы»,

то надо особенно вдуматься, понять: это самые последние его произведения: рассказы — с января 1876-го по апрель 1877-го, а «Братья Карамазовы» — с января 1879-го по ноябрь 1880-го.

Очевиден Закон нарастания.

Новые формы наглядности:

а) вертикаль?

б) нагнетание (количественное и качественное) интенсивности, даже в цветах,

в) не в двух, а в трех измерениях.

Особая фонетика русского «вдруг». Фонетика семантическая, смысловая, рокот: в — д — р — г, четыре согласных, и каких, и всего одна гласная — и какая! Чем незаметнее для сознания (односложность особенно незаметна), тем «заметнее» для подсознания.

Ср. на других языках: suddenly, pl"otzlich…

Порасспрашивать, как на других языках — испанском (de repente), японском, китайском…

И русское «вдруг» имеет свой «перевод» — неожиданно, внезапно, быстро. А как на других? Это может многое объяснить в неосознанном и осознанном, вольном и невольном сокращении в переводах на эти языки «вдругов» Достоевского.

Решающее доказательство: такие переводы, такие сокращения — тушение пожара. Дать картинку, сравнить горящие страницы наибольшей концентрации «вдругов» у Достоевского и тут же погасшие переводы.

Общая картина: у Достоевского, скажем, в «Преступлении и наказании» 565 «вдругов», в таких-то переводах — столько.

Где точнее? Где наибольшие потери? (Небо «Страшного суда» Микеланджело и прежний его небосвод — в цветах. От рая к Апокалипсису.)

«Вдруг» — предельная единица художественности, а точнее, предельная единица художественного изображения катастрофичности (ср., так же как Пушкина, Толстого с Достоевским, Рафаэля с Микеланджело, Босхом, Брейгелем и т. д.).

«Мальчик у Христа на елке» — девочка в «Сне смешного человека», и чуть позже — в «Братьях Карамазовых» и в Речи о Пушкине — о слезинке ребенка.

Достоевский сам потерял девочку, дочь. Сам писал: «Не хочу другую девочку», — и потом отдал эти слова капитану Снегиреву; Достоевский сам потерял мальчика, и когда писал «Мальчик у Христа на елке», «Сон смешного человека», описывал страдания Илюши Снегирева, у него все это слилось, сконцентрировалось.[222]

Ср.: «вдруги» Достоевского, «вдруги» других писателей и краски, лица, небеса у художников. Ср. — это ведь еще как партитуры у композиторов.

Какую музыку сочинять для Достоевского, для Толстого? Да вот такую, как кричащие краски «вдругов»!

Почему первая Пьета Микеланджело в соборе Петра — такая, а почему — последняя — такая? Потому что он прошел этот путь.

Сама эволюция его — от… до… от прекрасного Давида до раба… (А Рафаэль, наверное, до своего взрыва, до переворота, до Апокалипсиса не успел дожить.)