Достоевский и предшественники. Подлинное и мнимое в пространстве культуры

Борьба советского театра за и против Достоевского

Стоит ли удивляться, что репертуар русских театров два десятилетия существовал без постановок по произведениям Достоевского? Список таких спектаклей в период с середины 1930-х по середину 1950-х ничтожен. Еще была жива память о постановке Московского художественного театра по повести «Дядюшкин сон» (январь 1927); в связи с этой повестью в 1873 году Достоевский признавался: «Я написал ее тогда в Сибири, в первый раз после каторги единственно с целью опять начать литературное поприще, и ужасно опасаясь цензуры (как к бывшему ссыльному). А потому невольно написал вещичку голубиного незлобия и замечательной невинности» (29, кн. 1: 303).

Отвечая на предложение студента Московского университета М.П. Федорова приспособить повесть для театра, Достоевский размышлял: «Еще водевильчик из нее бы можно сделать, но для комедии – мало содержания, даже в фигуре князя, – единственной серьезной фигуре во всей повести. И потому как Вам угодно: хотите поставить на сцену – ставьте; но я умываю руки и переправлять сам ни одной строчки не буду. Кроме того, об одном прошу настоятельно и обязательно: имени моего на афише чтобы не было… Конечно, лучше бы было совсем ее не ставить. Вот мой совет» (там же).

Студент внял совету писателя и пьесу из «Дядюшкиного сна» делать не стал, но показательно, что как раз «вещичку голубиного незлобия и замечательной невинности» рискнул в 1927 году поставить в МХТ режиссер В.И. Немирович-Данченко с О.Л. Книппер-Чеховой в роли Москалевой и Н.Б. Хмелевым в роли князя К.

В начале 1930-х Достоевского еще много читали со сцены – отрывки, фрагменты, отдельные сцены: «Бобок» (А.И. Шварц, 1932), «Настасья Филипповна» (В.Н. Яхонтов, 1934). В это же время происходит радикальный пересмотр репертуара Достоевского. Историк театра пишет: «Торжествует социально-обличительная тенденция. Основные романы писателя с середины 20-х годов постепенно оставляют сцену»³⁵. Театры искренне пытались приспособить Достоевского к ветрам и бурям эпохи, революционизировать его, но неизменно терпели фиаско. «Осваивать Достоевского на советской сцене вряд ли целесообразно, содержание его произведений неприемлемо для нашей современности» – такая театрально-административная мысль приобретала статус окончательного решения вопроса.

Недоверие вызывал не столько сам театр, сколько инсценируемый автор, которого не удается подчинить нужному направлению, повернуть в «правильную» сторону, сделать созвучным времени. Вычленить из идейно-художественного комплекса «Достоевский» критику буржуазной морали, сделав ее смысловым центром творчества писателя, «раздуть» гуманистическую составляющую (сочувствие к бедным и обездоленным), уведя в тень философскую и нравственную проблематику, не получилось ни у кого: Достоевского приходилось «преодолевать», «исправлять», «политически адаптировать». А довериться Достоевскому, с его сложностью и неоднозначностью, театральная режиссура не рисковала.

«К середине 1930-х годов укрепляется взгляд на Достоевского как на писателя реакционного, после каторги все дальше и дальше уходившего от демократических идеалов своей юности. Критическая мысль не всегда могла отделить мнимое от реального, “достоевщину” от Достоевского. Диалектика, дисгармония творчества великого писателя воспринимались не как органическая черта его, но как порок. Этика, философия, социология, эстетический образ в романах Достоевского расчленялись. А в обособленном виде любой из компонентов мог обрести реакционный, антигуманистический смысл. Психологическая противоречивость героев Достоевского, их болезненно-напряженные взаимоотношения с окружающим миром – все это почиталось принадлежащим прошлому и только прошлому И постепенно имя его исчезло с театральных афиш»³⁶.

Но театр, в своих тайных стремлениях и надеждах, не оставлял попыток получить Достоевского в свои активы, понимая, что без спектаклей по его романам в репертуаре русский театр – это не театр. Сильнее и смелее, чем литературная критика и кинематограф, жаждал возвращения Достоевского в середине 1950-х именно русский театр, понимая, что качественная инсценировка хотя бы одного романа из «пятикнижия» прорвет цензурную плотину и вытащит писателя из советского подполья целиком.

Роман «Идиот» и его неразрешимые вопросы

Так и случилось. Театр выбрал для возвращения Достоевского трагическую историю князя Льва Николаевича Мышкина. В этом был риск не меньший, чем если бы решились стартовать с «Братьями Карамазовыми» (о «Бесах» речь тогда вообще тогда не могла идти – их время придет позднее). Репутация романа «Идиот» и его сценических переделок в русской дореволюционной критике, так же как и в критике раннесоветской, была ярко негативной.