Достоевский и предшественники. Подлинное и мнимое в пространстве культуры

Он и в самом деле был перманентно влюблен и, конечно, несчастен. Однако поэзия Байрона, в частности, его стихи, обращенные к Августе, свидетельствуют об этой запретной связи не как о глубочайшем, запредельном пороке, а как о драме мужчины, которого угораздило родиться от одного отца с любимой женщиной, которую он не знал в детстве, с ней не рос и которую не мог воспринимать как сестру.

Сестра моя! Коль имя есть святей,
Тебе я дам его, как зов приветный.
Хоть разделяет нас простор морей,
Не слез прошу, а нежности ответной.
Где б ни был я, ты для души моей
Луч сожаленья, сладостный, заветный.
Две цели мне оставлены судьбой:
Для странствий – мир, очаг и кров – с тобой.

Сестра моя! Уверен, дорогая,

В твоем я сердце, как и ты в моем.
Мы не откажемся, сердца сплетая,
От этих уз. И, вместе ль мы живем,
Иль разлучает нас судьба слепая, —
Мы об руку к закату дней придем.
Смерть медленно иль быстро подкрадется —
Связь первых дней последней оборвется.

(Из «Послания к Августе», 1816, пер. Б. Лейтина)

Фильм Д. Фарино прощает поэту эту связь, несмотря ни на что. Но только не современники-соотечественники поэта. До времени лондонская публика, упивавшаяся скандалами вокруг имени Байрона, терпит поэта. Только одна дама из высшего света Великобритании леди Мельбурн, свекровь его будущей жены (Ванесса Рэдгрэйв), могла отчасти сочувствовать Байрону, но и опасалась за него, предвидя худшее, и оказалась права.

Стоит привести одно из зрительских высказываний на портале Ки-ноПоиск: «Правдивость – это последняя из проблем данного фильма, который в большей степени показывает не биографию писателя, а то, что бывает, когда посредственность пытается изобразить гения… Показать Байрона вечно пьяной свиньей – не самое лучшее режиссерское решение. Поэту можно было простить все его выходки, если бы в фильме уделялось хоть чуточку внимания творчеству, но, видимо, сценаристы решили, что тема инцеста сама по себе настолько выигрышна, что на ней может держаться два часа фильма. Проигнорировав всё величие и глубину личности Байрона, создатели ленты получили скучный и сомнительный фильм, который можно посмотреть только с большой тоски, в котором изложена скучная и заурядная жизнь скучного и заурядного человека… Нужно уж очень сильно ненавидеть английский романтизм, чтобы снять о нем фильм, неспособный что-либо затронуть в душах зрителей»¹⁹.

Действительно, циничное, парадоксальное, порой кощунственное поведение героя фильма сильно затмевает его поэтическую гениальность – речь о ней идет как-то вскользь, на полях откровеннейших сцен, в коротких примечаниях к ним: кажется, поэмы и стихотворения Байрона интересуют его современников (и авторов картины) во вторую и в третью очередь. Гораздо важнее продемонстрировать экстравагантный эротический почерк Байрона-супруга, который рискнул открыть своей жене леди Байрон (Джули Кокс), в девичестве Анне Изабелле Милбенк, дочери богатого баронета, внучке и наследнице лорда Уэнтворта, чопорной пуританке, благонравной, увлеченной математикой молодой даме («Принцессе Параллелограммов»), то запретное в супружеской жизни, чего она и вообразить не могла и что станет якобы причиной ее бегства от мужа в родительский дом. Взбешенный отец леди Байрон (Дэвид Райалл) выскажется об этой интимной подробности, про которую его зять говорил супруге, будто в Греции это норма, как о «содомии с женой».

Именно это обстоятельство, как видно из фильма, и станет причиной бегства самого лорда Байрона из Англии – ему опасно было оставаться на родине, общество не прощает столь серьезного нарушения правил приличия даже и в интимной сфере. Последнее пристанище – Греция и ее повстанцы; но до Греции была еще Италия, и здесь жизнь английского лорда так же полна привычных ему приключений самого грубого свойства. «Меня мало интересуют женщины, которые умеют читать», – говорит он наскучившей ему скандальной красавице-венецианке, которая, желая угодить англичанину, вдруг выучилась грамоте. И это, пожалуй, самый невинный из эпизодов его любовных приключений вне Англии.