Достоевский и предшественники. Подлинное и мнимое в пространстве культуры

Картина, в съемках которой участвовали лермонтоведы, историки, сотрудники лермонтовских музеев и даже военный психолог, трактует Лермонтова как личность неизвестную, непознанную, полную тайн и загадок. «Уже двести лет Михаил Юрьевич остается одним из самых загадочных и малоизученных русских классиков», – утверждает фильм устами ведущего, актера Сергея Чонишвили. Судьба поэта окутана мистическими предположениями, слухами и легендами: он прозревал свою жизнь и предвидел свою смерть еще в юности, задолго до конца.

Вместе с тем точка зрения авторов «Неизвестного Лермонтова», несмотря на декларации о «множестве белых пятен» в его биографии, о том, что «вся правда о нем скрыта под флером вымысла в его стихах», имеет вполне определенный акцент. Поэт фактически отождествлен с печальным героем поэмы «Демон», духом изгнанья, и, разумеется, с Печориным. Одиночество и озлобленность, неуправляемость, избалованность (бабушка Елизавета Алексеевна Арсеньева, урожденная Столыпина, сильно постаралась и преуспела) и вседозволенность, одержимость демоническим сладострастием, жестокие издевательства над приятелями и дамами, хамское и хулиганское поведение, неподчинение воинскому уставу – вот черты личности Лермонтова, интересующие создателей документального фильма. Авторы смогли пойти и дальше, прозрачно намекая на некую неназванную болезнь, по причине которой Лермонтов-мужчина всякий раз разрывал романтические отношения с той или иной дамой: он ею был страстно увлечен, но не рисковал пойти до конца. Золотуха? Психическое расстройство? Врожденная или приобретенная импотенция?

Авторы жалуются на трудности понимания «неизвестного Лермонтова», на отсутствие твердых свидетельств и доказанных фактов, но сами только множат версии и домыслы, сосредоточивая свое внимание на самых пикантных и откровенно «желтых». Не случайно в качестве авторитетнейшего интеллектуального источника цитируется только один автор – русский дореволюционный философ В.С. Соловьев, назвавший поэта (1899) родоначальником ницшеанства и сверхчеловеческого торжествующего эгоизма. «Любовь уже потому не могла быть для Лермонтова началом жизненного наполнения, что он любил главным образом лишь собственное любовное состояние, и понятно, что такая формальная любовь могла быть лишь рамкой, а не содержанием его я, которое оставалось одиноким и пустым. Это одиночество и пустынность напряженной и в себе сосредоточенной личной силы, не находящей себе достаточного удовлетворяющего ее применения, есть первая основная черта лермонтовской поэзии и жизни»¹³.

Соловьев упрекал Лермонтова в поэтизации и эстетизации демонизма, в том, что он облекал в формы красоты ложные чувства и мысли, делая их привлекательными для неопытных душ, вовлекая таким образом в тяжелый грех «малых сих». В поэте, полагал Соловьев, жили демон кровожадности (способность услаждаться деланием зла), демон нечистоты (излишний эротизм – «порнографическая муза»), водивший пером поэта, и третий, самый могучий, – демон гордости, с которым Лермонтов, в отличие от первых двух, и не пытался бороться¹⁴.

Фильм «Неизвестный Лермонтов» (как можно видеть из статьи Соловьева, пресловутая неизвестность поэта была давно ему известна) с видимым удовольствием повторяет этот пассаж как свежую новость, как собственное интеллектуальное открытие.

Но философ Соловьев, беря на себя обязательство обличить и подорвать «ложь воспетого Лермонтовым демонизма», хотя бы декларировал это заботой о душе поэта, попыткой облегчить бремя его сердца.

Картина А. Данилина чужда подобных задач; ее замысел лишен какой бы то ни было вероучительной нагрузки. Авторы картины легко и бездумно эксплуатируют эффектные фразы, сказанные христианским философом столетие назад, и цитируют их, что называется, вслепую. И, разумеется, они не пожелали задуматься или хотя бы ознакомиться с резкими возражениями «антилермонтовской» версии Соловьева его современников, например, Мережковского («М.Ю. Лермонтов. Поэт сверхчеловечества». СПб., 1909). В картине нет и следа тех споров, что шли в русском образованном обществе вокруг «благословенного» Пушкина, которому привычно противопоставляли «демонического» Лермонтова. Для фильма этот принципиальный спор на рубеже веков, центральный для постижения личности автора «Демона», очевидно был бы непосилен в силу сложности и неподъемности проблематики.

Сакральное и профанное