это не представитель философа, скорее даже наоборот: философ предоставляет лишь телесную оболочку для своего главного концептуального персонажа и всех остальных, которые служат высшими заступниками, истинными субъектами его философии. Концептуальные персонажи — «гетеронимы» философа, а имя самого философа — просто псевдоним его персонажей. Я — больше не я, но способность мысли видеть себя самое и развиваться через план, который в нескольких местах проходит сквозь меня[452]
.Таким образом, концептуальный персонаж — это предпосылка мышления, он позволяет творить концепты и намечать образ мысли.
Рассуждения Делёза в серии интервью с Клэр Парне для французского телевидения, записанных между 1988 и 1989 годами, явились своего рода подведением итогов и одновременно устной лабораторией книги «Что такое философия?». По мнению одного из главных комментаторов творчества французского философа Д. Лапужада, рассматривающего философию Делёза как своего рода энциклопедию аберрантных движений, мысль о том, что, «как только мы „забываем“ о проблеме, перед нами остается лишь общее абстрактное решение»[453]
, которую Делёз сформулировал в «Различии и повторении», является одной из главных для определения его философии. Для Лапужада автор программной работы «Логика смысла» является мыслителем логики, а не разума, искателем смысла, а не значения, исследователем внешних симптомов, а не скрытых тайн, он использует сырье мысли другого, встраивая его в архитектуру своей логики, которая оказывается всякий раз новой и сложной, далекой от классических рациональных моделей. Для него разум возникает из неразумия. «В логике Делёза всегда есть что-то шизофреническое»[454], — утверждает Лапужад, философия для него «заключается прежде всего в постановке и определении проблемы, а не в понятиях и концептах, которые от нее зависят или позволяют ее разрешить»[455]. Для Делёза философствовать — значит стать Идиотом. Начать с нуля. Нести свет чистой мысли, сопротивляться. Сопротивляться торжествующей глупости. «Создавая персонаж Идиота, Достоевский сопротивляется вульгарности и глупости окружающей жизни. Как Ницше», — заявляет Делёз в «Азбуке»[456].Другой вопрос — зачем философу литература? Философ не интерпретирует, не комментирует, не подвергает критике литературу, он объясняется с ее помощью и тем самым усложняет, проблематизирует, выводит литературу на новый уровень рефлексии. Литература занимает важное место в творчестве Делёза, она постоянно сопровождает его собственные философские труды, «выступая в роли заступника, ходатая, через которого философ проводит в жизнь свои концепты, встречающие сопротивление в плане собственно философии»[457]
. Помимо работ, целиком посвященных таким писателям как Пруст, Кафка, Захер-Мазох, Делёз в своей последней книге «Критика и клиника» (1993) собрал серию эссе о творчестве значимых для него писателей: Беккета, Мелвилла, Уитмена, Жарри, Кэрролла, Вольфсона и др., где он подводит итоги своей литературной критики. Однако Достоевскому Делёз не посвятил отдельного труда, он очень мало говорит о нем на страницах своих сочинений, что, вероятно, и объясняет отсутствие критических работ на эту тему. Тем не менее Идиот Достоевского в связи с критикой образа мысли Делёза в ее «славянском» измерении представляет, на наш взгляд, определенный интерес для широкого круга исследователей в области философии, теории кино и особенно литературы, открывая новые горизонты рецепции творчества писателя в западноевропейском контексте.В данной главе мы обращаемся к ряду работ, а также устных выступлений и лекций Делёза, прочитанных в университете Венсенн — Сен-Дени в 1979–1987 годы, где появляются первые отсылки к персонажу Достоевского, а также скрытая за ним проблема русского человека, как ее понимает французский философ. Вместе с тем мы рассмотрим ряд актуальных французских междисциплинарных компаративных исследований, где персонаж князя Мышкина представляется центральной фигурой в литературном пантеоне ХХ века.
Итак, в философии Делёза важным концептуальным персонажем, заступником и посредником философа является Идиот.