Шум приближающихся зверей, нет, треск и раскатистый гул в лесу говорил не о нескольких волках, а о целой подмоге. Воздух дребезжал, накалённый острыми взглядами противников. На морде Сверра показался победный оскал, и враги, и свои перевели взгляд на лес и застыли в минутном помутнении, кто гордости, кто отчаянии: на самой кромке леса, у самого его начала стал коренастый статный волк с блёклой проседью в шерсти кое-где, а за ним несомненно шли восточные подчинённые Гуннара. Он появился ничуть не раньше и не позже нужного, в самый раз для того, чтобы покончить все разговоры.
«Так вот чего ты ждал? Мы тоже позвали своих друзей», — серый волк совершенно точно на мгновение сверкнул хитрым взглядом, и спустя пару мгновений силы сравнялись; почти что сравнялись, учитывая, что запад принял в качестве союзников сумасшедший рой шакалов-одиночек и ничем не отличающихся от них охотников. — «Мы довольно померились силами, начнём бой как во времена предков: первыми выйдут два бойца от каждой стороны, у нас как раз есть подходящая кандидатура», — казалось, прозвучал такой выстрел, какой звучит в начале каких-нибудь соревнований, как начало отсчёта, потому что на мгновение звук точно пропал, а время замедлилось.
Западные вывели черного, побуревшего от крови и грязи крупного волка в ошейнике. Они вытащили его как какую-то забитую собаку на всеобщее обозрение. Он стоял едва живой, покачиваясь на израненных и искалеченных лапах, едва ли мог что-то понимать помутневшим разумом. Гуннара вывели с задурманенными от сумасшествия глазами и избитой мордой — жалкое зрелище. Всего секунда и время с бешеной скоростью стало набирать обороты, вой, визг, рычание и всеобщий шум буквально второй раз оглушили. Альба не успела заметить, когда на месте, где только что стоял поражённый Сверр, поднялся в воздух столб пыли, и та же вереница ринулась вслед за ним, оскорбившись не менее, чем хранитель и искренне поддерживая его ярость.
Вот тогда и началось самое безумие. Мирные некогда улицы Южного клана ныне раздирало от непонятной возни, суеты, грязи, стало не различить кто есть кто: здесь северные с позволения Сверра безжалостно рвали людей, а те ничуть не отставали и палили без разбору по всем волкам; те, кто пришёл с Хауком, сокрушительной волной присоединились к потоку союзников и страшным ревущим цунами хлынули на врага. Искать кого-либо в этой сутолоке оказалось невозможно, изредка мелькала широкая белая спина Сверра в момент, когда он снова и снова вступал в схватку. Он и сам мало что видел, и это было не потому, что кровь застилала глаза — его целиком поглотила ненависть, волк не способен был теперь на всякую адекватную реакцию, а разве это не была самая что ни на есть адекватная реакция в подобной ситуации? Поступок западных являл себя невероятно чрезмерным, а Сверр мог и хотел указать им на то, что по-настоящему может быть чрезмерным.
«Как ты мог довести до такого?!» — кажется, без конца вопрошал Хаук, с каждым разом всё более растравливая сына собственными словами.
Всюду творилось сумасшествие, в какой-то момент Альба даже увидела Рагну: худосочная старушка со свисающими на лицо волосами и обезумевшими глазами вышла чуть ли не в самый разгар бойни, держа в руках двустволку, она что-то громко кричала и пыталась выстрелить, но тщетно, зато все заметили, враги, в том числе. Девушка отчаянно взвыла и попыталась ринуться на помощь бабушке, но бежать было далеко, а путь был отнюдь не свободен, тогда сотрясающаяся в агонии волчица громко взвыла, зная, что обязательно окажется замеченной.
Запуганная стрельбой, испачканная и взмыленная Альба добежала до неуклюжей старухи, которую поспешно уводил в сторону северный волк. Рагна ничего не понимала, а только хваталась корявыми пальцами за шерсть зверя, пока тот не уступил умалишённую подбежавшей волчице.
— Альба! Это ты?! — старая волчица принялась шарить ладонями по уже серой морде Альбиннен.
«Конечно, идём», — было тяжело уводить её, не зная где находятся Цирцея с девочками или хотя бы Герда.
Со всех сторон, казалось, вот-вот налетит разъярённый западник или выживший охотник с большой щедрости изрешетит пулями; а Рагна только и делала, что стонала и лепетала что-то несвязное про своих кур и оставленный дом, в то время как ясное небо неожиданно заволокло багровыми тучами. И разве что предвещало такую погоду? Ведомая исключительно изрезанным мелким сором носом Альбиннен пришла к небольшому сараю, стоящему на окраине, но не слишком далеко от бойни, это место выбрали, очевидно, чтобы удобнее притаскивать раненых было. Окосевшая дощатая коробка тихонько посвистывала на ветру зияющими щелями, дверь слетела с верхних петель и повисла на самодельном крепеже, уже разваливается, но стянута широким прочным, хоть и старым ремнём.
— Мама! — со слезами на глазах Герда бросилась на шею Рагне, сжимая покрасневшую от нервов руку.