Такова легенда, и стоит рассмотреть название поэмы в её контексте, как появляется множество ориентиров, подсказок и опорных точек. Мы уже понимаем, что это будет гимнографическая поэма, и догадываемся, что какой-то своей частью она будет восходить к византийской традиции. Мы предчувствуем мотив откровения или, по крайней мере, предстояния чему-то иномирному, мы смутно предвидим и некую недосказанность: фраза оборвана на глаголе-связке, что же есть достойно?.. Предчувствия, безусловно, могут обмануть, но в нашем случае они окажутся верными. Именно «на тонических системах византийской поэзии», как сказал об этом сам автор, зиждется метрическая основа поэмы (мне пришлось немного адаптировать её к нашей силлаботонике, чтобы избежать нежелательных ассоциаций с верлибром). Оттуда же заимствованы обильно используемые ассонансы, аллитерации, парономасии и другие характерные приёмы и тропы; наконец, встречаются и прямые цитаты. Но прежде всего влияние византийских авторов очевидно в самом интонационном строе текста. Взятые по отдельности, и трагическая возвышенность стиля, и экспрессивные воззвания к божественным и смертным собеседникам, и дерзкие сочетания простонародной лексики с утончёнными архаизмами и неологизмами ещё могут быть возведены к каким-либо другим прототипам, но вместе они образуют совершенно узнаваемое целое, и это язык византийской духовной поэзии периода расцвета.
Тасос Лигнадис первым указал, что главным вдохновителем Элитиса был Роман Сладкопевец[26], работавший в Константинополе в первой половине шестого века. Но, невзирая на массу прямых и косвенных подтверждений этого мнения, всё же была предпринята попытка его оспорить: Ирини Лулакаки, убеждённая, что до 1963 года творчество Романа не было известно Элитису в достаточном объёме, предложила не рассматривать его в качестве основополагающего источника[27]. Я не нахожу в её критике серьёзной аргументации. Если в те годы Элитис и был знаком лишь с несколькими кондаками, аллюзии на них возникают в тексте поэмы непростительно часто для совпадения. Более того, Элитис посвятил Роману Сладкопевцу отдельное эссе, и из него вполне ясно, какое место этот поэт, который «и греком-то не был», занимал в сонме его личных героев. Среди избранных цитат он упоминает и те самые, что с разной степенью видоизменений вошли в «Достойно есть»[28]. Я не понимаю, что (и главное – зачем?) можно подвергать сомнению в этой связи.
Византийская гимнография определяет стилистику поэмы, а основу её нарратива определяют – закономерным образом! – Ветхий и Новый Завет (в особенности книга Бытия и книга Псалмов Давида) и литургические тексты Православной церкви. Они прекрасно уживаются с многочисленными апелляциями к языческой древности. Хотя Т. Лигнадис и назвал влияние древнегреческой литературы «опосредованным»[29], это едва ли не единственное из его утверждений, с которым я не могу согласиться. Прямых цитат из античных авторов в поэме и впрямь не так много, но эта мнимая нехватка с лихвой восполняется заимствованием целых философем и подкрепляется образным символизмом – настолько богатым, что об опосредованном влиянии не может идти и речи. Можно даже сформулировать так: если бы эта поэма была зданием, то библейские и византийские элементы оказались бы в нём стройматериалами, тогда как внутренняя обстановка, декор и даже сами жильцы были бы перенесены в него из дохристианского времени.
Наконец, существуют ещё как минимум две группы источников: греческий фольклор Нового и Новейшего времени, с одной стороны, и избранная новогреческая литература – с другой. Среди фольклорных источников трудно выделить основные: народные песни смешиваются здесь с легендами, поверьями, поговорками. Среди источников литературных, напротив, выделяются несколько авторов: Д. Соломос, А. Пападиамантис, К. Кавафис, К. Паламас, А. Кальвос. Особняком стоят «Воспоминания» генерала Макриянниса – подробнейшее автобиографическое повествование о войне за независимость 1821–1830 годов, написанное абсолютно безграмотным, но настолько живым, выразительным и щемяще-искренним языком, что, опубликованное впервые в 1904 году, оно стало настольной книгой целого поколения греческих писателей.
Поэма состоит из трёх частей. Первая из них озаглавлена «Η γένεσις», что на современный русский язык можно перевести как «начало», «происхождение». В греческом переводе Пятикнижия этим словом было передано еврейское бе-решит, «в начале»: заглавие Первой книги Моисея, где описано сотворение мира и человека. Я, в свою очередь, следую синодальному изданию Библии и перевожу название как «Бытие». Эта часть состоит из семи стихотворений, – автор сам указывает, что их нужно называть гимнами, – посвящённых становлению и самоосознанию человека-микрокосма как образа, подобия и диалектической противоположности макрокосма-Вселенной. Каждый из гимнов оканчивается провозглашением тождества микрокосма и макрокосма («Сей мир, сей малый мир, сей мир великий!»).