И другие слова июля – отдельное стихотворение «Слово июля» Элитис напишет гораздо позже, и оно войдёт в сборник «Элегии Загробного камня» (1991). Гиацинты, в свою очередь, упоминаются несколько раз ещё в первой книге Элитиса «Ориентиры» (1940).
Параллелизм с книгой Бытия здесь более размыт, чем в остальных гимнах первой части, но погружение героя в море, где он наблюдает жизнь разных созданий, может содержать смутный отголосок строк «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему, и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными…» (Быт 1: 26). В то же время это намёк на крещение.
Пинны – вид морских раковин.
На шестом месяце страсти своей я был – мы помним, что события этого гимна ещё относятся к шестому дню сотворения мира. Рождение микрокосма внутри человека сравнивается с беременностью, и характерно, что Элитис совершенно непринуждённо придаёт своему автобиографическому герою женские черты: поскольку в этом мире-сознании женщина ещё не сотворена и разделения полов ещё не произошло, никакого дуализма в нём быть не может. На этом этапе герой ещё андрогинен, как описывал Платон изначальное состояние человека.
Но прежде всего ты увидишь пустыню… – Т. Лигнадис подчёркивал, что шестой гимн пронизан аллюзиями на псалмы Давида (σσ. 78–79), начиная прямо с первой же строки: «Боже! Ты Бог мой, Тебя от ранней зари ищу я; Тебя жаждет душа моя, по Тебе томится плоть моя в земле пустой, иссохшей и безводной» (Пс 62: 2). Чтобы стать собой, герой должен удалиться в пустыню, как Давид, Иоанн Креститель и Христос, – и эта пустыня обретает черты скалистого побережья. Истощённая коза, пасущаяся на голых камнях, может символизировать козла отпущения: «И возложит Аарон обе руки свои на голову живого козла, и исповедает над ним все беззакония сынов Израилевых и все преступления их и все грехи их <…>, и понесёт козёл на себе все беззакония их в землю непроходимую, и пустит он козла в пустыню» (Лев 16: 21–22).
Акриды – саранча – пища Иоанна Крестителя в пустыне («Иоанн же носил одежду из верблюжьего волоса и пояс кожаный на чреслах своих и ел акриды и дикий мёд» (Мк 1: 6)).
По верёвке жиденькой я спускался – Элитис не говорит, куда именно спускается герой, но этот образ проясняется в строках «белизны искал до предельной яркости / черноты». Здесь отчётливо видны алхимические символы: чернота – это нигредо, первая стадия получения философского камня, когда все компоненты становятся однородной чёрной массой. На второй стадии, альбедо, чёрная первоматерия трансформируется в белое вещество, уже обладающее магическими свойствами. Карл Юнг трактовал нигредо как спуск в подсознательное, за которым следует просветление (Jung C. G. Psychology of the Transference. Collected Works. Vol. 16. London, 1954. P. 279). Но в алхимическом мистицизме философский камень символизировал самого Бога: материя преображается, чтобы достичь бессмертного, божественного состояния.
И тогда наступило время прийти подмоге / жребий выпал ливням – Т. Лигнадис приводит цитату из псалма: «Обильный дождь проливал Ты, Боже, на наследие Твоё, и когда оно изнемогало от труда, Ты подкреплял его» (Пс 67: 10).
Чистота… пред тобою… – «И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились» (Быт 2: 25).
Герой выходит из пустыни – человек выходит из небытия в бытие, – и на этом завершается сотворение мира: «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их» (Быт 1: 27). Сотворение женщины у Элитиса происходит из водной стихии («с высоты струящееся серебро… / влажные волосы девушки») – и тем самым указывается на её божественное происхождение, родственное морю и нереидам предыдущего гимна.
Главу рогатую солнца лик… восходил Бездвижный Великий Овен – смысл этих строк не вполне ясен; вероятно, Элитис имеет в виду вовсе не Откровение Иоанна Богослова и не созвездие Овна, как считал Лигнадис (σ. 81), а солярные символы дохристианского времени. Это может быть египетский бог солнца Амон-Ра, почитавшийся греками как Зевс-Аммон. Египтяне изображали его с головой барана, а эллины и римляне – с бараньими рогами.