Достойное общество

И над развалинами дома, на руинах жизни
она внезапно остается обнаженной,
пустой и голой, без укрытья и защиты.

Одна и нечем заслониться, и покинута

на произвол души и неудачи.

Червь средь подобных ей людских червей, созданий

униженных и удрученных.

Несчастных женщин, озлобленных, с телами

искаженными и с жалкою повадкой.

Лишенных красоты и состраданья, не похожих

                    на матерей и жен,
толпа калек… Их раздражают вопли бродячих кошек,
которые отчаянно дерутся за оброненный,
           случайный кусок гниющей плоти.

К специфическим чертам унизительной бедности, которая разъедает чувство человеческого достоинства, относятся обнажение, отсутствие пристанища; возможность остаться «без укрытья и защиты», то есть полная беспомощность и беззащитность; беспросветное ощущение проигрыша; необходимость сражаться за выживание, подобная собачьей грызне за брошенную кость, которая опускает человека до уровня зверя; утрата внешних признаков, которые позволяют воспринимать тебя как женщину и мать; неспособность прокормить собственных детей. Все это сопровождается грязью; утратой нормальной человеческой внешности; потерей интереса к жизни и желания жить; оскорбительной грубостью («покрыта грязью ртов») тех, с кем она соперничает за выживание; отсутствием нормальных для человека сестринских отношений между оказавшимися в одной трудной ситуации женщинами; унижением со стороны тех, кто «обронил» «кусок гниющей плоти» без сочувствия и сострадания, так, словно бросили кость бездомной собаке.

Этому взгляду на бедность как на унижение противостоит христианская точка зрения: бедность, даже самая крайняя, облагораживает: «… ибо их есть Царство Небесное» (Мф. 5:3). Идея состоит в том, что владение благами земными мешает людям, обладателям бессмертной души, исполнить свое благородное предназначение. Быть бедным – значит освободиться от искушений и внешних атрибутов материализма, и, следовательно, бедность возвышает, а не портит человека. Проблема общества состоит не в том, чтобы свести на нет унижение, уничтожив бедность, а в том, чтобы отделить унижение от бедности.

В том, что касается уничтожения бедности как таковой, и христиане, и иудеи сталкиваются с одним и тем же противоречием в священном тексте. Второзаконие дает нам два противоположных взгляда, причем оба содержатся в одной и той же главе (15‐й). С одной стороны, идея, вдохновлявшая когда-то пуритан и викторианцев, выражена в стихе 11: «Ибо нищие всегда будут в земле твоей». С другой – в стихе 4 дается представление о том, что общество без бедности возможно: «Разве только не будет у тебя нищего».

Благородная бедность предполагает два условия: первое, что бедный не несет ответственности за семью; второе, что бедность является результатом добровольного выбора. Как в христианстве, так и в буддизме благородная бедность есть бедность монаха или монахини. Переоценка бедности в том смысле, что она утрачивает связь с унижением, ограничена добровольностью выбора и отсутствием детей.

Переоценка бедности как благородного состояния напоминает стоическую позицию в ее киническом изводе. Все, что я написал в начале книги о стоическом отношении к унижению или, вернее, о стоической убежденности в том, что рабство унизительным не является, верно и в отношении благородной бедности.

Бедность – понятие относительное. Человек, который считается бедным в Калифорнии, по меркам Калькутты будет весьма преуспевающим. Но быть бедным не значит находиться в самой нижней страте по уровню дохода. Бедность – не определительное придаточное к распределению дохода, а социально значимое представление о минимально необходимом уровне существования. Этот минимум связан со столь же значимым социальным представлением о том, что необходимо для того, чтобы жить по-человечески. Этот минимум отражает ключевое для каждого конкретного общества представление о том, что есть человек, а также идею порога, за которым экономическое гражданство в этом обществе перестает существовать.