Достойный жених. Книга 1

Тот день настал! – Господь
(будь славен!) так решил,
и в руку мне Господь
чудесный дар вложил.

Всю жизнь я ждал о Нем,

делах Его – вестей
и вдруг постиг тем днем
природу всех смертей.

Бессчетный сонм людей

спасен – я знаю это.
Смерть, жало твое где?
Ад, где твоя победа?[316]

Лата перечитала стихотворение.

– Ну как? – спросил Амит.

– Не очень.

– Правда? Почему?

– Ну, не знаю. Мне не нравится. Что еще за «ждал о Нем»? И какая-то странная аллитерация «людей – любви». И эта рифма – «Господь – Господь», разве так можно? А ты что думаешь?

– Знаешь, мне это стихотворение по душе. Но я тоже не могу толком объяснить почему. Возможно, меня трогает, что врач так горячо, с такой духовной силой писал о том, чего он смог достичь. И нравится метафора в конце. О, посмотри, я изъясняюсь ямбом! – заметил Амит, весьма довольный собой.

Лата едва заметно хмурилась, глядя на табличку: слова Амита ее не убедили.

– Ты очень строга в суждениях, – с улыбкой сказал он. – Интересно, что ты скажешь о моих стихах.

– Надеюсь однажды их прочитать, – ответила она. – Даже представить не могу, как ты пишешь. Ты производишь впечатление эдакого веселого циника.

– О да, я циник, еще какой, – кивнул Амит.

– А ты не декламируешь свои стихи?

– Очень редко.

– Разве окружающие не просят тебя почитать?

– Постоянно, – ответил Амит. – Ты когда-нибудь слышала, как поэты читают свои вирши? Обычно это невозможно слушать.

Лата вспомнила встречи Брахмпурского литературного общества и широко улыбнулась, а потом вспомнила о Кабире и вновь помрачнела.

Амит заметил эти стремительные перемены на ее лице и гадал, чем они вызваны (и стоит ли об этом спрашивать), когда Лата указала пальцем на табличку:

– А как он обнаружил возбудителя?

– Послал слугу за комарами, потом сделал так, чтобы комары его покусали – слугу, не себя, – а когда тот вскоре заболел малярией, Росс понял, что ее переносят комары. Постиг природу всех смертей, стало быть.

– И едва не прибавил к ним еще одну.

– Да уж. Но господа всегда странно обращались со своими слугами. Лэндор – тот, что со вздохами и слезами, – однажды вышвырнул в окошко своего повара.

– Ну и нравы у калькуттских поэтов! – сказала Лата.

7.31

После Майдана и молочного коктейля Амит спросил Лату, есть ли у нее время зайти к ним в гости и выпить чаю. Лата согласилась. Ей нравилась царившая в доме Чаттерджи приятная суматоха, а еще их дом: рояль, книги, веранда и большой сад. Когда Амит попросил принести в его комнату чай на двоих, слуга Бахадур, питавший к Амиту собственнические чувства, спросил, составит ли ему кто-то компанию.

– Нет, я сам буду пить из двух чашек, – ответил Амит.

Позже, когда Бахадур принес поднос и оценивающе осмотрел Лату, Амит сказал ей:

– Не обращай на него внимания. Он думает, что я собираюсь жениться на всякой, кто зашел ко мне выпить чаю. Тебе одну или две ложки сахара?

– Две, пожалуйста, – ответила Лата и позволила себе невинную шпильку: – А ты собираешься?

– Пока нет, – сказал Амит. – Но он мне не верит. Слуги еще не потеряли надежды устроить нашу жизнь. Бахадур, к примеру, видит, как часто я смотрю на луну, и всерьез намерен вылечить мою хандру женитьбой. Дипанкар задумал окружить свою хижину папайями и бананами – так садовник теперь читает ему лекции о правилах создания клумб из декоративных многолетников. Повар чуть не уволился, когда Тапан, вернувшись домой на каникулы, целую неделю требовал на завтрак бараньи отбивные и манговое мороженое.

– А Куку?

– А от Куку наш водитель уже совсем ку-ку.

– Безумная семейка! – засмеялась Лата.

– Наоборот, – возразил Амит. – Мы – рассадник здравомыслия.

7.32

Когда ближе к вечеру Лата вернулась домой, госпожа Рупа Мера не стала подробно расспрашивать дочь, где та была и что видела. Она была слишком расстроена: Арун с Варуном сильно повздорили, и в воздухе до сих пор пахло жареным.

Варун вернулся домой с деньгами – еще трезвый, но с явным намерением спустить весь куш на выпивку. Арун назвал его безответственным лодырем, велел положить деньги в общий семейный котел и больше никогда не играть на тотализаторе. Он тратит жизнь впустую, не задумываясь о честном труде и самопожертвовании. Варун знал, что Арун тоже побывал на скачках, и велел ему засунуть свои советы куда подальше. Арун побагровел и закричал, чтобы брат катился вон. Госпожа Рупа Мера принялась рыдать и заламывать руки – словом, всячески подливала масла в огонь. Минакши заявила, что не желает жить в этом балагане, и пригрозила вернуться в Баллигандж. Хорошо хоть у Ханифа выходной, сказала она. Апарна заревела, и даже айя не сумела ее успокоить.

Рев Апарны всех утихомирил и немного пристыдил. Минакши и Арун отбыли на очередную вечеринку, а Варун спрятался в свою недокомнату и что-то бормотал себе под нос.