Когда зашла речь о жене Рашида, Ман встрепенулся. Он понятия не имел, что его учитель женат. Затем кто-то упомянул двух его маленьких дочерей – ну ничего себе!
– Ладно, я тебе постелю в доме, – быстро и беззубо прошамкал отец Рашида. – Сам я сплю вон там, на крыше. В такую жару даже слабый ветерок – спасение.
– Прекрасно, – откликнулся Ман. – Я не против.
Последовала неловкая пауза, и Рашид сказал:
– Лучше мы с тобой поспим под звездами, возле дома. Скажи слугам, чтобы постелили нам здесь.
Ман нахмурился и хотел задать какой-то вопрос, но отец Рашида тут же сказал:
– Вот и славно. Сейчас пришлю слугу с бельем. Матрасы не нужны, слишком жарко. Кинете коврик на чарпой, а сверху – пару простыней. Ну, до завтра.
Позже, лежа на своей плетеной койке и глядя в ясное ночное небо, Ман вновь обратился мыслями к дому. По счастью, ему очень хотелось спать, и думы о Саиде-бай вряд ли терзали бы его всю ночь. Где-то на краю деревни квакали в пруду лягушки. Выли кошки. В хлеву фыркал вол. Стрекотали сверчки; в ветвях нима мелькнула бледно-серая молния – сова. Она села передохнуть на одну из веток. Добрый знак, подумал Ман.
– Сова, – сказал он Рашиду, лежавшему на соседнем чарпое.
– Да! – откликнулся тот. – А вон еще одна.
На другой ветке устроилась вторая бледно-серая тень.
– Очень люблю сов, – сонно проговорил Ман.
– Беду пророчат, – сказал Рашид.
– Нет, они почуяли во мне своего и прилетели стеречь мой сон. Навевать мне приятные сновидения о красивых женщинах и прочем. Рашид, завтра утром дай мне пару газелей, хорошо? И кстати, почему ты спишь здесь, а не со своей женой?
– Жена сейчас живет у своего отца, в другой деревне, – ответил Рашид.
– А, понятно.
Они немного помолчали. Потом учитель сказал:
– Знаешь историю про Махмуда Газневи[335]
и его миролюбивого премьер-министра?– Нет.
Ман не видел, какое отношение к происходящему может иметь великий завоеватель и разоритель городов, но в сумеречном состоянии ума, предшествующем сну, ему и не нужно было ничего видеть.
Рашид начал рассказ:
– Махмуд Газневи спрашивает своего визиря: «Что это за совы?»
– Вот как? – вставил Ман. – Значит, Махмуд Газневи лежал на чарпое и смотрел на этих самых сов?
– Вероятно, нет, – отвечал ему Рашид. – Совы были другие, да и вряд ли он лежал на чарпое. Визирь ему отвечает: «У одного самца есть юный сын, а у другого – юная дочь. Они прекрасно друг другу подходят, поэтому отцы сидят на ветке и обсуждают брачные планы, в частности – важнейший вопрос приданого». Тут визирь умолк. Тогда Махмуд Газневи спрашивает: «И что же они говорят?» – «Отец парня требует в качестве приданого тысячу заброшенных деревень». – «Так-так, а второй что?» – не терпится узнать Махмуду Газневи. «Отец девушки ему отвечает: „После недавнего похода Махмуда Газневи я и пять тысяч деревень могу предложить…“». Ну все, спокойной ночи. Спи.
– Спокойной ночи, – ответил довольный историей Ман.
Еще минуту-другую он обдумывал услышанное, а потом уснул. Совы так и сидели на ветвях нима.
Утром его разбудил громкий и строгий окрик:
– Вставайте, вставайте! Забыли про утреннюю молитву? Ох, Рашид, сбегай-ка за водой, твоему другу надо умыться перед намазом.
Над ним стоял старик – высокий, крепко сбитый, с бородой как у пророка, голой грудью и в небрежно повязанном зеленом хлопковом лунги. Ман решил, что это дедушка Рашида – бабá, как тот его называл. Он столь рьяно и настойчиво призывал их к благочестию, что Ман едва нашел в себе силы возразить.
– Ну, подымайся! – сказал бабá. – Вставай скорей. Утренний азан гласит: молитва лучше сна.
– Вообще-то… – Ман наконец обрел дар речи, – я не молюсь.
– Как? Ты не читаешь намаз? – Баба́ не просто оскорбился: он был потрясен до глубины души. Кого это Рашид привел в дом? Он твердо вознамерился вытащить богомерзкого негодяя из кровати.
– Бабá, он индуист, – вмешался Рашид во избежание дальнейших недоразумений. – Его зовут Ман Капур. – Он сделал ударение на фамилии.
Старик потрясенно уставился на Мана. Такая мысль даже не приходила ему в голову. Затем он посмотрел на внука и открыл рот, желая задать какой-то вопрос, но потом, видно, передумал.
Последовала короткая пауза. Наконец старик молвил:
– Ах, индуист! Понятно. – И с этими словами он отвернулся от Мана.
Чуть позже Рашид объяснил Ману, что утренний туалет им предстоит совершить в поле, прихватив с собой воду в медной лоте: потом начнется жара, да и уединиться будет куда сложней. Ман, сонно потирая глаза, налил воды в лоту и отправился с Рашидом в поле.
Утро было ясное. Они прошли мимо ближнего пруда, в котором среди тростника плавали утки и сидел, погрузившись в воду по самые ноздри, блестящий черный индийский бык. Из дома на самой окраине деревни вышла маленькая девочка в розово-зеленом шальвар-камизе, увидела Мана, резко охнула и тут же скрылась из виду.
Рашид целиком ушел в свои мысли.
– Все пропадает зря!.. – пробормотал он.
– Ты о чем?
– Да обо всем. – Он обвел рукой местность: поля, пруд, свою деревню и еще одну вдалеке. Не дождавшись от Мана просьбы о пояснении, он продолжил сам: – Моя мечта – все здесь переустроить…