Примерно в то время, когда в Брахмпурском университете проводились выборы в профсоюз студентов, на кампусе и за его пределами наблюдался всплеск политической активности по целому ряду никак не связанных друг с другом поводов: одни требовали льготных билетов в кино, другие призывали учителей начальных школ требовать повышения заработной платы; третьи настаивали на содействии занятости молодежи и выступали в поддержку политики неприсоединения Пандита Неру; четвертые мечтали переписать строгий университетский устав, а пятые хотели, чтобы экзамены в ИГС проводились на хинди. Некоторые партии – а точнее, лидеры некоторых партий, ибо разобраться, где заканчивались партии и начинались лидеры, подчас было очень трудно, – считали, что все болезни Индии можно исцелить путем возвращения к древним истокам. Другие утверждали, что панацеей может быть только социализм (суть которого разные люди определяли и ощущали по-разному).
Словом, в студенческой среде наблюдались брожение и разлад. В начале учебного года никто не думал об учебе. Оно и понятно: до экзаменов было долгих девять месяцев. Студенты собирались в кофейнях и общежитиях, болтали у дверей аудиторий, устраивали небольшие марши протеста, голодали и побивали друг друга палками и камнями. Порой им помогали в этом партии, к которым они принадлежали, но необходимости в этом не было: при англичанах студенты прекрасно научились бедокурить. Не пропадать же зря столь бесценному корпоративному, передаваемому из поколения в поколение навыку, лишь потому, что в Дели или Брахмпуре сменилось мироустройство! Кроме того, правящая верхушка ИНК, понемногу смирявшаяся со своей беспомощностью и неспособностью решать проблемы страны, уже давно не пользовалась популярностью у молодежи, для которой стабильность никогда не была самоцелью.
Многие считали, что Конгресс одержит техническую победу в предстоящих выборах, как это часто случается с большими бесформенными центристскими глыбами. Люди верили в победу ИНК, несмотря на то что в ее верхах царил полный разлад и политики толпами покидали Конгресс после заседания в Патне, а имя виднейшего партийца (университетского казначея, мутившего воду в Исполнительном совете, и по совместительству министра внутренних дел, любителя чуть что пускать в ход латхи) студенты давно смешали с грязью. Позиция студенческой партии Конгресса звучала так: «Дайте нам время. Мы партия независимости, партия Джавахарлала Неру, а не Л. Н. Агарвала. Пусть сейчас все не очень хорошо, со временем станет лучше, если вы по-прежнему будете нам доверять. А если вы поменяете коней, лучше точно не станет».
Однако большинство студентов не желало голосовать за статус-кво; у них еще не было ни жен, ни детей, ни работы, ни дохода – словом, ничего, что могло бы вынудить их поступиться волнующей нестабильностью. К тому же они не хотели доверять свое будущее тем, кто не проявил ни намека на компетентность в прошлом. Страна клянчила еду за рубежом. Плановая – а скорее, плохо спланированная или перепланированная – экономика переживала кризис за кризисом. Трудоустройство будущим выпускникам не светило.
Разочарованность и романтические идеи, витавшие в воздухе после провозглашения независимости, образовали весьма взрывоопасную смесь. Аргументы Конгресса были отвергнуты, и Социалистическая партия одержала победу на выборах. Состоявший в ней Рашид стал профоргом.
Малати Триведи, по ее собственному признанию «так себе социалистка», вступила в партию просто для удовольствия, ради интересных дискуссий, а еще потому что некоторые ее друзья (включая музыканта) были социалистами. Ни о какой политической карьере она не мечтала, но планировала принять участие в «победно-протестном» марше, который должен был состояться через неделю после выборов.
«Протестная» часть названия объяснялась тем, что Социалистическая партия – вместе с остальными партиями, желающими принять участие, – требовала повышения заработной платы учителям начальных школ. В стране больше десяти тысяч учителей младших классов, и какой позор, что они получают так мало – даже меньше, чем деревенские патвари! После ряда безуспешных попыток привлечь внимание к этой проблеме учителя устроили забастовку, и их поддержало несколько студенческих объединений, включая медиков и юристов. Начальное образование, полагали они, определяет не только будущий облик университета, но и моральные устои всего общества. Кроме того, эта повестка выступала отличным магнитом, к которому при желании можно было прилепить любую другую. Некоторым из вышеуказанных объединений хотелось поставить на уши весь Брахмпур, а не только университет; интересно, что одним из малых рассадников радикализма оказалась группа соблюдавших пурду девушек-мусульманок.
Министр внутренних дел Л. Н. Агарвал ясно дал понять, что мирные демонстранты – это одно дело, а воинствующее быдло – совсем другое. Он готов пресекать беспорядки любыми доступными средствами. Если придется гасить протест с помощью латхи, он отдаст соответствующий приказ.