Достойный жених. Книга 2

Ман ушам своим не поверил: эдак и Кумбхакарна[88], чего доброго, встанет с первыми лучами солнца и сядет на диету!

– Чем занимаешься? С виду чем-то серьезным, – заметил Ман.

– Так и есть, – раздался за его спиной голос Махеша Капура.

Ман обернулся. В комнату вошли его отец, мать и сестра. Вина со слезами на глазах обняла брата, потом присела на кровать к Бхаскару, убрав несколько бумаг. Бхаскар не возражал.

– Он жалуется, что ему здесь скучно. Хочет домой, – сказала Вина Ману.

– Ну, пару-тройку дней еще протяну, – вставил Бхаскар.

– Да? – удивилась Вина. – Может, мне в самом деле надо попросить врача проверять твою голову дважды в день?

Мана обрадовали ее слова. Если она способна шутить, значит с Бхаскаром все хорошо.

– Чем он занят?

– Подсказывает мне, от какого округа выдвигаться, – лаконично ответил Махеш Капур.

– А чем плох прежний?

– Границы округов недавно были изменены.

– Ясно.

– Кроме того, я решил уйти из Конгресса.

– Ого! – Ман посмотрел на маму, но та промолчала.

Впрочем, вид у нее был недовольный: она не одобряла решения мужа, но понимала, что остановить его не может. Теперь ему придется покинуть пост министра по налогам и сборам и уйти из партии, которая в глазах народа всегда была связана с национально-освободительным движением и в которой они оба состояли всю жизнь. Хуже того, ему придется где-то искать средства на предвыборную кампанию – как тут тягаться с солидными капиталами партии власти, столь эффективно накапливаемыми и распределяемыми министром внутренних дел? Опять борьба, опять сложности и нервотрепка, а ведь он уже не молод…

– Ман, ты так похудел!

– Похудел? Я? – удивился Ман.

– Да. И потемнел, – с сожалением заметила его мать. – Ты стал почти как Пран. Деревенская жизнь тебе не на пользу. Ничего, теперь мы тобой займемся: будешь мне говорить, что приготовить на завтрак, обед и ужин…

– Что ж, да, мы все рады тебя видеть и надеемся на перемены, – сказал Махеш Капур. Он действительно был рад сыну, но что-то его беспокоило.

– Почему никто не сообщил мне о Бхаскаре? – спросил Ман.

Вина с матерью поглядели на Махеша Капура.

– Что ж, – сказал тот, – у нас были на то основания. Мы так решили.

– А если бы Савита родила…

– Ты вернулся, Ман, и это главное, – оборвал его отец. – Где твои вещи? Слуга их не нашел. Я велю ему перенести все в твою комнату. Перед отъездом в Варанаси тебе нужно…

– Мои вещи у Фироза. Я остановился у него.

Все встретили это заявление дружным изумленным молчанием.

Махеш Капур был явно раздосадован, и Ман не испытывал никаких угрызений совести по этому поводу. А вот мать искреннее расстроилась, и ему стало жаль ее. Пожалуй, зря он остановился у друга…

– Значит, это больше не твой дом? – спросила мама.

– Конечно, это мой дом, конечно, аммаджи, но здесь сейчас столько народу…

– Народу? Брось, Ман, – начала Вина.

– Я не всегда буду жить у Фироза, это временно. Как только смогу, вернусь. Нам с Фирозом многое надо обсудить… Мое будущее и так далее.

– Твое будущее – в Варанаси, это не обсуждается, – нетерпеливо вставил отец.

Мать, почуяв, что дело идет к ссоре, поспешно сказала:

– Что ж, поговорим об этом за обедом. Ты ведь можешь остаться на обед? – Она с нежностью поглядела на сына.

– Конечно, могу, аммаджи, – обиженно ответил Ман.

– Вот и славно. У нас сегодня алу-паратха[89]. – (Это было одно из любимых блюд Мана.) – Когда ты приехал?

– Только что. Вот, решил сперва к Бхаскару зайти.

– Нет, когда ты вернулся в Брахмпур?

– Вчера вечером.

– Почему не пришел к ужину?

– Очень устал.

– То есть ты ужинал в Байтар-Хаусе? – спросил отец. – Как дела у наваба-сахиба?

Ман покраснел, но не ответил. Это совершенно невыносимо! Нет, все-таки хорошо, что не придется жить здесь, под пытливым и грозным взором отца.

– Так где ты ужинал? – повторил Махеш Капур.

– Я не ужинал. Есть не хотелось – всю дорогу кусочничал в поезде и в итоге приехал сытым. Совершенно сытым.

– В Рудхии тебя хорошо кормили? – спросила мама.

– Да, аммаджи, очень хорошо, почти непрерывно, – с легкой досадой в голосе ответил Ман.

Вина тонко чувствовала настроения брата. Она вспомнила, как в детстве он постоянно таскался за ней по дому и почти всегда бывал весел – за исключением тех случаев, когда ему не давали желаемого или чем-то его озадачивали. Нрав у него был дурной, но раздражаться он не умел.

Похоже, что-то стряслось. Вина уже хотела спросить, в чем дело, – что, вероятно, только раздосадовало бы его еще сильней, – когда Бхаскар вдруг очнулся от забытья и переспросил:

– В Рудхии?

– Ну да. А что? – не понял Ман.

– В какой части Рудхии ты жил? – спросил Бхаскар.

– В северной. Под Дебарией.

– Между прочим, это один из самых перспективных сельских избирательных округов для нанаджи! – объявил Бхаскар. – Северная Рудхия. Нанаджи сказал, что ему на руку большое число мусульман и джатавов среди местного населения.

Махеш Капур покачал головой:

– Помолчи. Ты ничего в этом не понимаешь.