Достойный жених. Книга 2

Обнаружив, что протест, который он помогал организовывать, окончательно вышел из-под контроля, Рашид попытался успокоить хотя бы тех, кто стоял рядом. Они действительно успокоились, но остальные не последовали их примеру. К тому времени оскорбительные речовки и стишки подхватили и другие группы. Рашид пробовал кричать, что оскорбления не имеют никакого отношения ни к их маршу, ни к политической платформе, чем тут же навлек на себя гнев протестующих. Один студент-медик, считавший себя очень остроумным и горячим бунтарем, закричал: «То ты Всеиндийское радио, а то пляшешь под дудку Агарвала! Сначала раззадорил нас, а теперь хочешь успокоить! Мы не заводные игрушки!» В знак своей независимости от лидеров и политических течений он вырвался за кордон из девушек и продолжил свободно осыпать бранью полицейских. Когда те бросались к нему, он снова прятался в толпу. Его друзья смеялись, а Рашид – ему стало страшно при виде озверевших полицейских и стыдно, что его высокие убеждения смешали с грязью, – отвернулся и пошел прочь. В словах студента-медика оказалось достаточно правды, чтобы больно задеть его за живое.

До пошлых оскорблений опустились лишь немногие студенты, однако их крики вызвали возмущение у большинства девушек и других участников протеста, включая учителей. Народ стал расходиться. Л. Н. Агарвал, наблюдавший за происходящим из окна своего кабинета в Секретариате, с удовлетворением отмечал, что защитный кордон редеет, и передал полицейским приказ разогнать оставшуюся толпу.

– Пусть усвоят, что учиться уму-разуму можно не только в стенах аудиторий, – сказал он ЗНП, пришедшему к нему за распоряжениями.

– Хорошо, господин, – едва ли не с благодарностью ответил тот.

Наслушавшись оскорблений от участников марша, он был только рад исполнить приказ.

Он велел инспекторам, младшим инспекторам и констеблям преподать студентам хороший урок – и те сделали это с большим удовольствием. На студентов обрушился внезапный и беспощадный град ударов латхи. Некоторые студенты получили тяжелые травмы. Кровь, мешаясь с водой из луж от вчерашнего дождя, обагрила асфальт. Протестующих били сильно. Трещали сломанные кости – ребра, ноги и руки, которыми студенты пытались защитить головы от дубинок. Раненых студентов полицейские грубо растаскивали по фургонам, иногда за ноги – они были слишком разъярены, чтобы пользоваться носилками.

Один парень лежал в фургоне на пороге смерти, с проломленным черепом. Это был тот самый студент-медик.

12.23

Вернувшись в Брахмпур, С. С. Шарма столкнулся с непростой и опасной ситуацией. То, что начиналось как студенческий протестный марш, расстроило и переполошило весь город. Студенты, забыв о политических разногласиях, объединились в борьбе с произволом, жестокостью и неправомерными действиями полиции. Неподалеку от больницы при медицинском колледже, куда полицейские отвезли раненого студента (сообразив, что тот получил тяжелые травмы), организовалось всенощное бдение: несколько тысяч студентов сидели на улице под окнами колледжа и ждали вестей о состоянии парня. Ни о каких занятиях, конечно, не было и речи – их пришлось отменить на несколько дней.

Министр внутренних дел, готовясь к худшему в случае смерти юного мятежника, посоветовал главному министру привлечь к делу армию, а при необходимости ввести в Брахмпуре военное положение. Сам он уже ввел комендантский час, который начинался этим вечером.

С. С. Шарма молча выслушал его доклад, а потом сказал:

– Агарвал, почему так происходит? Стоит мне на пару дней уехать из города, как вы устраиваете здесь бардак! Если вы устали от министерского поста, я могу предложить вам другой, только скажите.

Однако Л. Н. Агарвалу нравилась власть, которую давал ему пост министра внутренних дел, и он знал, что на кого угодно эти обязанности не возложишь – особенно теперь, когда планы Махеша Капура об уходе из Конгресса уже ни для кого не были секретом.

– Я сделал все, что мог. Властям на одной доброте далеко не уехать.

– Предлагаете поднять армию?

– Да, Шармаджи.

На лице С. С. Шармы отразилась усталость.

– Эта мера не пойдет на пользу ни армии, ни людям Брахмпура, – сказал он. – А студентов разъярит, как никакая другая. – У него немного затряслась голова. – Они мне как родные дети. Мы поступили неправильно.

Л. Н. Агарвал позволил себе презрительную улыбку – что за неуместная сентиментальность! Однако ему стало легче от коллективного «мы», которое употребил главный министр.

– Полагаю, Шармаджи, что бы мы ни предприняли, студенты все равно придут в ярость, когда тот медик умрет.

– Вы говорите «когда», а не «если»? Значит, надежды нет?

– Насколько я понял, нет. В такой ситуации сложно докопаться до истины: люди склонны преувеличивать. Однако будем готовиться к худшему. – Л. Н. Агарвал говорил невозмутимым холодным тоном и даже не думал оправдываться.

Главный министр вздохнул и с легкой гнусавостью в голосе продолжал: