– Если не считать его скверного настроения, я вообще-то рада передышке, – сказала госпожа Капур, вслух подводя итог своим размышлениям. – Вечером есть время попеть бхаджаны, а утром я теперь могу гулять в саду, не беспокоясь, что обделила вниманием какого-нибудь важного гостя.
К этому часу тучи полностью заволокли небо и солнце. Порывы ветра гнули ветви деревьев и кустов в саду и так трепали стоявший неподалеку тополь, что тот казался не темно-зеленым, а серебристым. На веранде, крытой кровельным железом и защищенной с двух сторон невысокими стенками, украшенными вазонами с портулаком, было тихо, и ни мать, ни дочь не спешили уходить в дом.
Вина запела под нос первые строки одного из любимых маминых бхаджанов: «Вставай же, путник». Он был из антологии, которую читали в ашраме Ганди, и напоминал госпоже Махеш Капур о том, как даже в самые тяжелые и беспросветные дни борьбы за свободу они старались мужаться и не падать духом.
Она невольно засмеялась.
– Только вспомни, какой была партия Конгресс в ту пору! И какая она теперь…
Вина улыбнулась:
– А ты все равно встаешь ни свет ни заря. Тебе этот бхаджан не нужен.
– Да, – кивнула ее мать. – Привычка – вторая натура. Да и сплю я теперь куда меньше, чем прежде. Но все равно по нескольку раз в день напеваю этот бхаджан. Для поднятия духа.
Несколько минут госпожа Капур молча потягивала чай.
– Как твоя музыка? – спросила она у дочери.
– Моя серьезная музыка? – уточнила Вина.
– Да, – с улыбкой ответила госпожа Капур. – Твоя серьезная музыка. Не бхаджаны, а та, которой тебя учит устад.
– Мне сейчас трудно сосредоточиться на учебе, – сказала Вина и, помедлив, продолжала: – Мать Кедарната больше не возражает, да и путь от Прем-Ниваса до колледжа получается короче, чем от Мисри-Манди. Но сердце мое неспокойно, и я не могу выкинуть из головы мысли о Кедарнате, Бхаскаре, Пране… Надеюсь, хоть за Савиту не придется тревожиться. Лучше бы все неприятности произошли разом, а не друг за дружкой: я просто поседела бы на всю голову, а в свободное от волнений время училась бы. – Она снова помедлила. – Хотя, знаешь, устад-сахиб относится ко мне благосклонней, чем к другим ученикам. Или он просто стал спокойнее в последнее время? Не так пеняет на судьбу.
Помолчав еще немного, Вина продолжала:
– Вот бы как-то помочь Прийе.
– Прийе Гойал?
– Да.
– А при чем тут она?
– Не знаю. Вдруг вспомнила про нее. Какой была ее мать в молодости?
– Замечательной женщиной, – сказала госпожа Капур.
– Мне иногда приходит в голову, что наша страна была бы лучше, если бы ею управляли ты и она, а не баоджи и Агарвал.
Вместо того чтобы отчитать дочь за столь провокационные речи, госпожа Капур лишь спокойно заметила:
– Не думаю. Две необразованные тетки – мы бы ни одного документа прочитать не смогли!
– Зато вы относились бы друг к другу с уважением. Не то что мужчины.
– О нет, – с грустью произнесла ее мать. – Ты не представляешь, как мелочны бывают женщины! Допустим, две семьи жили одним домом и решили разъехаться. Братья в считаные минуты решат, как следует поделить собственность – хотя на кону лакхи рупий! – а жены будут до посинения делить кастрюльки и сковородки с общей кухни. Хорошо, если до рукоприкладства не дойдет.
– Ну, мы с Прийей точно неплохо бы руководили страной. И тогда она смогла бы сбежать из этого жуткого дома в Шахи-Дарвазе, от всех этих золовок и кумушек. Хотя, возможно, ты права насчет женщин. Но разве женщина отдала бы приказ пустить в ход латхи, чтобы разогнать студенческий протест?
– Наверное, нет, – ответила ее мать. – Что толку переливать из пустого в порожнее? Женщинам никогда не дадут права принимать подобные решения.
– Однажды у нас будет женщина-премьер-министр и женщина-президент, – сказала Вина. – Вот увидишь.
Мать Вины рассмеялась.
– Вот так прогноз! В ближайшие сто лет на это рассчитывать не стоит, – ласково проговорила она и вновь перевела взгляд на лужайку.
Несколько упитанных коричневых куропаток, крупных и поменьше, неуклюже пробежали по дальнему концу участка, с невероятным трудом поднялись на несколько секунд в воздух и приземлились на широкие качели, висевшие на ветке тамаринда. Там они решили укрыться от дождя.
Садовники тоже забежали под навес над дверью в кухню.
Заворчал гром, и перепуганные белки вскарабкались на дерево. Молнии испещрили все небо. Дождь лил не переставая, и вскоре земля на лужайке превратилась в густую кашу. Куропатки исчезли за серой пеленой воды, даже качелей было почти не видно. Капли барабанили по жестяной крыше так, что разговаривать стало трудно, а порывы ветра то и дело забрасывали брызги дождя на саму веранду.
Через несколько минут входная дверь отворилась, и из дома вышел Бхаскар. Он сел рядом с мамой, и все трое стали молча смотреть на стену воды.