Достойный жених. Книга 2

– Похоже, весь город сошел с ума! Выборы! Выборы! Как будто в мире ничего нет, кроме бумажных дел и избирательных урн.

В самом деле, в Брахмпуре почти ни о чем, кроме выборов, не говорили. Предвыборная кампания началась. Подав документы о своем выдвижении, большинство кандидатов окопались в своих избирательных округах и начали активную агитацию. Махеш Капур решил выждать несколько недель. Он снова занял пост министра по налогам и сборам, и дел в городе у него хватало.

Ман решил объясниться:

– Саида, ты знаешь, что я должен помочь отцу с этими выборами. Мой старший брат неважно себя чувствует, и у него есть своя работа. А я к тому же знаю этот округ. Но моя ссылка на этот раз будет недолгой.

Саида-бай хлопнула в ладоши и позвала Биббо. Та прибежала сразу же.

– Биббо, мы включены в избирательные списки в Пасанд-Багхе?

Биббо не знала точно, но думала, что не включены.

– Я попробую выяснить? – предложила она.

– Не стоит. В этом нет необходимости.

– Как скажете, бегум-сахиба.

– Где ты была сегодня днем? Я искала тебя повсюду.

– Я выходила купить спички, бегум-сахиба.

– Тебе нужен целый час, чтобы купить спички?

Саида-бай настроилась на раздраженную манеру.

Биббо молчала. Не могла же она объяснить хозяйке, которая так психовала из-за Рашида, что она тайком передает письма, которыми обмениваются Фироз и Тасним.

Саида-бай резко повернулась к Ману:

– А ты что тут засиделся? В этом доме ты никаких голосов не получишь.

– Послушай, Саида… – запротестовал Ман.

Саида накинулась на Биббо:

– Хватит глазеть! Ты что, не слышала, что я велела тебе убираться прочь?

Биббо, ухмыльнувшись, вышла. Саида-бай встала и, ни слова не говоря, прошла в свою спальню. Вернулась она с тремя письмами Рашида к Тасним.

– Его адрес на конвертах, – сказала она, бросая письма на низкий столик.

Ман записал адрес корявыми буквами урду и обратил внимание на то, что почерк Рашида стал гораздо хуже, чем раньше.

– У него что-то не в порядке с головой, – сказала Саида. – Вы намучаетесь с ним в своих предвыборных авантюрах.

Остаток вечера прошел довольно вяло. Отзвуки общественной жизни проникли в будуар, пробудив у Саиды-бай страхи за Тасним. Она опять впала в полудремотное состояние.

– Когда ты уезжаешь? – спросила она равнодушным тоном.

– Через три дня, иншалла.

– Иншалла! – встрепенулся попугай, услыхав знакомое выражение.

Ман хмуро покосился на него. Эта полоумная птица не развлекала его сегодня. У него сложилось впечатление, что Саиде-бай все равно, уезжает он или не уезжает.

– Я устала, – сказала Саида. – «У меня больше нет желания бродить по саду», – пробормотала она сама себе цитату из Галиба.

Она имела в виду Мана и мужское непостоянство, но Ман решил, что она говорит о своем настроении.

17.3

На следующий день Ман посетил Рашида, у которого была комната в бедном густонаселенном районе старого города с узкими ухабистыми улочками и запахом недоброкачественной канализации. Рашид жил один, так как содержать семью в Брахмпуре ему было не по карману. Он готовил себе еду, когда были продукты, давал уроки, занимался, выполнял какие-то поручения Социалистической партии и пытался написать брошюру наполовину популярного и наполовину научного характера о необходимости и значении секуляризма для ислама. Он поддерживал свое существование не столько пищей и связями с людьми, сколько одной лишь силой воли. Появление Мана на пороге его дома удивило и обеспокоило его. Ман поразился, сколько седины появилось у него в волосах. Лицо Рашида осунулось, но в глазах горел огонь.

– Через час у меня урок, – сказал Рашид. – Давай пройдемся, а то здесь много мух. Тут неподалеку Кёрзон-парк, там можно посидеть и поговорить.

Они устроились на скамье под большим фикусом с небольшим количеством листвы. Пригревало теплое декабрьское солнце. Всякий раз, когда мимо них кто-то проходил, Рашид приглушал голос. Вид у него был крайне усталый, но говорил он почти безостановочно. Почти сразу Ману стало ясно, что Рашид не будет помогать его отцу. Он поддерживал Социалистическую партию и собирался, как он сказал, неутомимо агитировать в округе Салимпур-Байтар за нее и против Конгресса в течение всех университетских каникул. Он пространно говорил о феодальных порядках, предрассудках, деспотической структуре общества и особенно о роли, которую играл в этой системе наваб-сахиб Байтарский. Он сказал, что лидеры партии Конгресс – подразумевая, очевидно, и Махеша Капура – заодно с крупными землевладельцами и поэтому последние получат компенсацию за земли, перешедшие к государству.

– Но людей не одурачишь, – сказал Рашид, – они понимают, что к чему.

До сих пор он говорил с большим, может быть даже чуть преувеличенным, убеждением и враждебностью против крупного землевладельца своего округа, который был, как он знал, другом Мана, но ничего странного или нелогичного в рассуждениях Рашида не было. Однако слово «одурачить» прозвучало с особой силой. Повернувшись к Ману, Рашид бросил с подчеркнутой резкостью:

– Одураченные, обобранные люди умнее, чем ты думаешь.