– Ах, новый год? – Саида слегка наклонила голову набок и усмехнулась, в том числе над самой собой. – Пятьдесят два – число карт в колоде, это завершение цикла. Судьба должна в этом году перетасовать карты и подвести итоги. Мне пока что выпало только две карты: дама и валет, бегум и гулям[211]
.– Какой масти? – спросил Ман; «гулям» могло означать и молодого человека, и раба. – Они одной масти или разных?
– Может быть, пана, – ответила она, имея в виду червей. – Вижу только, что они красные. Но мне неинтересно об этом говорить.
– Мне тоже, – бросил Ман сердито. – Хорошо, по крайней мере, что в этой колоде нет места джокеру.
Неожиданно Саида с каким-то отчаянием засмеялась и закрыла лицо руками.
– Ну вот, теперь можешь думать обо мне все, что хочешь, – проговорила она. – Можешь думать, что я сошла с ума. Объяснять, в чем дело, выше моих сил. – Хотя лицо ее было закрыто руками, Ман понял, что она плачет.
– Саида-бегум, Саида… Я сожалею…
– Не извиняйся. Сейчас-то ерунда. Вот то, что будет дальше, – ужасно.
– Это раджа Марха? – спросил Ман.
– Раджа Марха? – переспросила она и опустила глаза на книгу. – Да-да, возможно. Пожалуйста, оставь меня.
Ваза с фруктами была полна яблок, груш, апельсинов и даже сморщенного несезонного винограда. Саида импульсивно оторвала веточку винограда и протянула ее Ману:
– Вот, это будет полезнее, чем то, что из него делают.
Ман машинально взял в рот виноградину и вдруг вспомнил, как ел горох этим утром в Прем-Нивасе. По непонятной причине он разозлился, лицо его покраснело. Он раздавил виноград в руке и, бросив его в чашу с водой, вышел из комнаты, надел джути[212]
и спустился по лестнице. Внизу он остановился и закрыл лицо руками. Постояв так какое-то время, он вышел на улицу и отправился домой. Однако, не пройдя и сотни ярдов, опять остановился. Обернувшись, он прислонился к стволу исполинского тамаринда и посмотрел на дом Саиды-бай.Он достал бутылку виски из кармана и начал пить. Ему казалось, что сердце его разбито. Две недели он каждую ночь думал о ней. Каждое утро – в форте или в Салимпуре – он, проснувшись, воображал, что она с ним в постели. В снах он, естественно, видел ее тоже. И после того, как его не было пятнадцать дней, она уделила ему пятнадцать минут и дала понять, что кто-то другой значит для нее гораздо больше, чем когда-либо мог значить он. Но это наверняка не был вульгарный раджа Марха.
Саида-бай и в лучшие-то времена предпочитала говорить обиняками – а теперь Ман вообще ничего не понимал. Предположим, под валетом – то есть молодым человеком или рабом – она имела в виду его. И что? Что за ужас должен был произойти? Кого она пригласила к себе в этот вечер? Каким боком это связано с раджой Марха? И что с Рашидом? К этому моменту Ман выпил уже столько, что ему было море по колено. Он вернулся ближе к ее дому и встал таким образом, чтобы ему был виден вход, а привратник его не замечал.
Было еще не поздно, но улица в этом тихом районе была пуста. Изредка мимо проходил одинокий прохожий, проезжал автомобиль, велосипедист или тонга. Над головой деловито заухала сова. Прошло полчаса. Ни один автомобиль, ни тонга возле дома не останавливался. Никто не входил и не выходил. Привратник время от времени прохаживался по улице вдоль ворот, стучал концом пики о мостовую или топал ногами, чтобы согреться. Начал опускаться клочковатый туман, то и дело скрывавший ворота. Ман стал подозревать, что Саида никого не ждала этим вечером – ни доктора Билграми, ни раджу, ни Рашида, ни какого-либо таинственного Другого, – а просто не хотела больше иметь ничего общего с ним, Маном. Она устала от него, он больше ее не интересовал.
Но тут с другого конца улицы к воротам кто-то подошел, и привратник сразу его впустил. От неожиданности кровь у Мана похолодела. Из-за тумана он сперва не мог толком разглядеть этого человека, но затем туман поредел, и ему показалось, что он узнал Фироза.
Он уставился на дом, не веря своим глазам. Дверь открылась, и человек вошел. Неужели это и вправду Фироз? Издали – похож; как минимум осанкой и походкой. У него была трость, но крутил ею он, как молодые люди. Мучаясь от неизвестности, Ман двинулся было вперед, но остановился. Нет, это не мог быть Фироз.
Хотя почему нет? Фироз мог прийти к младшей сестре Саиды, в которую, похоже, был страстно влюблен. А к Саиде явится чуть позже кто-то другой. Но время шло, а никто не появлялся. Ман вдруг подумал, что Саида никого не пропустила бы к Тасним. Значит, этот человек пришел к ней. Ман опять закрыл лицо руками.
Он выпил больше полбутылки виски и теперь не чувствовал холода, не сознавал, что делает. Надо пройти в дом и выяснить, кто пришел к Саиде и зачем, думал он. Это не мог быть Фироз, убеждал он себя. Но человек был очень похож на него. Ман попытался воскресить в памяти момент, когда тот появился, – туман, уличный фонарь, свет из открывшейся двери, – но яснее картинка не становилась.