Достойный жених. Книга 2

Неру то погружался в воспоминания, то ударялся в поэтичность, то, увлекшись, принимался бранить публику. Он был, как люди чувствовали и раньше, довольно деспотичным демократом. Но они аплодировали ему почти независимо от того, что он говорил. Они радостно кричали, когда он упоминал колоссальные размеры Бхакрской плотины, одобрительно гудели, когда он корил американцев за притеснение Кореи, что бы это вообще ни было такое, Корея. Но особенно громко они вопили, когда в конце речи, как будто едва не забыв, он попросил их поддержать кандидата Конгресса. И люди верили, что Неру, победитель и герой борьбы за независимость, наследник Махатмы Ганди, не станет уговаривать их напрасно.

Неру всегда обращался к аудитории с подобными призывами лишь в последние минут десять своей речи. Он агитировал за партию Конгресс, которая добилась независимости страны и единственная среди всех партий могла сохранить ее целостность, за парламентского кандидата от Конгресса, очень достойного человека (имя его он забыл) и за его старого товарища и единомышленника Махеша Капура, который выполнил трудную и необходимую всему штату задачу по разработке законопроекта об отмене системы заминдари. Неру говорил о том, что в век торжества республиканизма еще остались люди, которые, цепляясь за пережитки прошлого, продолжают пользоваться феодальными привилегиями. Некоторые из них даже выступают в предвыборной борьбе в роли независимых кандидатов. Один подобный владелец огромного поместья использует в качестве эмблемы скромный велосипед. (Эта шпилька с местным колоритом была воспринята особенно хорошо.) Таких богачей немало, и это необходимо учитывать в своей политике. Неру призвал слушателей не доверять слепо их заявлениям об их бескорыстии и смиренности, а вспомнить, как в прошлом они угнетали простой народ и преданно служили британским хозяевам, которые в ответ защищали их земли и их доходы и покрывали их грехи. Конгресс не желает иметь ничего общего с реакционерами и охранителями феодального строя и для борьбы с ними нуждается в поддержке народных масс.

Когда слушатели, преисполнившись энтузиазма, стали кричать: «Конгресс зиндабад!» – или, еще хуже: «Джавахарлал Неру зиндабад!» – Неру сердито одернул их и велел кричать «Джай Хинд!».

На этом собрание закончилось, и он поспешил на следующее, как всегда опаздывая и раздражаясь из-за этого, – человек, чье большое сердце завоевывало сердца окружающих и чьи как будто бессвязные призывы к взаимному уважению позволяли плохо организованной и нестабильной стране и в эти ранние опасные годы независимости, и в течение всей его жизни оставаться по крайней мере свободной от систематического религиозного фанатизма.

17.35

Несколько часов, проведенных Джавахарлалом Неру в их избирательном округе, оказали сильнейшее воздействие на ход предвыборной кампании, и в особенности на положение Махеша Капура. Они возродили в нем надежду и придали новые силы местным работникам Конгресса. Избиратели также стали относиться к Махешу Капуру несравненно дружелюбнее. Если уж сам Неру, в котором они действительно видели душу Конгресса и гордость нации, назвал его своим «старым товарищем и единомышленником», то кто они такие, чтобы сомневаться в его кандидатуре? Если бы голосование проводилось на следующий день, а не через две недели, Махеш Капур, возможно, победил бы с большим отрывом и полетел бы домой как на крыльях, а точнее, на подоле пыльного ачкана Неру.

Визит Неру отчасти снял также межконфессиональное напряжение в округе. Мусульмане всей страны видели в нем своего покровителя и защитника. Однажды во времена Раздела он выпрыгнул из полицейского джипа в Дели и бросился без всякого оружия разнимать две дерущиеся толпы, чтобы спасти жизни людей – не важно, мусульман или индусов. Даже то, как он был одет, говорило, что это человек из «высших» и культурных слоев общества, как бы он это «высшее» общество ни обличал. Неру побывал у гробницы великого исламского святого, суфия Мойнуддина Чишти в Аджмере, где ему преподнесли мантию; посетил он и Амарнат, где индуистские священнослужители исполнили в его честь пуджу. Президент Индии Раджендра Прасад мог бы съездить в Амарнат, но не в Аджмер, и живших в страхе представителей национальных меньшинств ободрял тот факт, что премьер-министр не видел принципиальной разницы между индуистскими и мусульманскими святыми местами.

Даже мауляну Азада, самого популярного мусульманского лидера после завоевания независимости, можно было сравнить разве что с луной, которая сияет отраженным светом солнца – Неру. Именно Неру была отдана любовь всей нации и власть над ней, хотя ему самому это было не по душе и он предпочитал не злоупотреблять этим.