Варун почувствовал слабость в коленях. Он направился в туалет, где достал из кармана небольшую бутылочку, которую умудрился притащить с собой, и сделал два быстрых глотка. Колени успокоились, в голову пришла мысль, что сегодня он будет на высоте.
– Боюсь, я не совсем в курсе, – повторил он, чтобы запомнить.
– Насчет чего? – спросил один из двух кандидатов с юга после паузы.
– Не знаю пока, – отозвался он. – Боюсь, я действительно не могу ответить на этот вопрос.
– А потом я сказал: «Доброе утро», – рассказывал он Кальпане, – и все кивнули, а председатель, похожий на бульдога, рявкнул: «Намасте». Это на секунду выбило меня из колеи, но я быстро пришел в себя.
– И что было дальше? – нетерпеливо спросила Кальпана.
– Он предложил мне сесть. Это был такой овальный стол, я сидел на одном конце, а бульдог на другом, и он смотрел на меня так, будто знает все мои мысли еще до того, как я их подумаю. Его звали господин Чаттерджи – то есть нет, Баннерджи. И еще там были вице-канцлер и кто-то из Министерства иностранных дел…
– Но как это все происходило? Ты произвел на них впечатление, как ты думаешь?
– Не знаю. Он задали мне вопрос о сухом законе, а я только что немного принял и потому слегка занервничал.
– Что-что немного?
– Ну… – замялся Варун, – всего пару глотков. Затем один из них спросил меня, люблю ли я иногда немного выпить за компанию, и я сказал «да». Но в горле у меня пересохло, а бульдог все смотрел на меня, а потом понюхал воздух и записал что-то в блокноте. «Господин Мера, – спросил он, – а если бы вы жили в Бомбее или в другом месте вроде Канпура, где действует сухой закон, вы чувствовали бы себя обязанным воздержаться от выпивки за компанию?» Я ответил, что, конечно, воздержался бы. Тогда кто-то справа от меня спросил: «А если бы вы приехали в гости к друзьям в Калькутту и они предложили бы выпить, вы отказались бы, как представитель „сухого“ региона?» Тут все десять пар глаз уставились на меня, ожидая ответа, а я подумал: да кто они такие, в конце концов, я ведь железный Варун, и ответил, что не отказался бы – с какой стати? Наоборот, я выпил бы с удовольствием, особенно большим после воздержания. Так и сказал: «особенно большим после воздержания».
Кальпана засмеялась.
– Вот так… – произнес Варун с некоторым сомнением в голосе. – Похоже, им это понравилось. Ощущение было, словно это не я отвечаю на их вопросы, а кто-то вроде Аруна, вселившийся в меня. Может, это потому, что я надел его галстук.
– А что еще они спрашивали?
– Спросили, какие три книги я взял бы с собой на необитаемый остров, и что означает сокращение МIT[260]
, и как я думаю, будет ли война с Пакистаном, – я уже и не помню всего. У бульдога на руке было двое часов – одни циферблатом наружу от запястья, а другие циферблатом со стороны ладони. Я только и делал, что старался на него не пялиться. Слава богу, все это позади. Вроде бы и длилось-то сорок пять минут – а отняло целый год жизни.– Ты говоришь, сорок пять минут? – возбужденно спросила Кальпана.
– Да.
– Я должна немедленно послать телеграмму твоей матери, – сказала она. – И я решила, что ты должен задержаться в Дели еще на два дня. Твое присутствие действует на меня очень благотворно.
– Правда? – отозвался Варун.
«Не в „Брилкриме“ ли дело?» – подумал он.
ВАРУНА ПОДДЕРЖАЛА СОБЕСЕДОВАНИЕ ПРОШЕЛ
СКРЕЩИВАЙТЕ ПАЛЬЦЫ ОТЕЦ ПОПРАВЛЯЕТСЯ
ОБНИМАЮ КАЛЬПАНА
«На Кальпану всегда можно положиться», – удовлетворенно подумала Рупа Мера.
Госпожа Рупа Мера вихрем носилась по Калькутте. Она скупала сари, созывала родственников обсудить то и это, дважды в неделю навещала будущего зятя, реквизировала автомобили (включая большой белый «хамбер» Чаттерджи) для экспедиций по магазинам и посещения друзей, писала длинные письма всем родным, сочиняла текст пригласительного билета, монополизировала, на манер Каколи, телефон и плакала то от радости, что дочь выходит замуж, то от беспокойства за ее самочувствие в первую брачную ночь, то от грусти, что с ними нет Рагубира Меры.
В книжном магазине на Парк-стрит она наткнулась на том Ван де Вельде «Идеальный брак»[261]
. Заглянув в книгу, она покраснела, но решительно купила ее.– Это для дочери, – объяснила она продавцу; тот, зевнув, кивнул.
Она хотела добавить на пригласительный билет изображение розы, но Арун ее остановил.
– Ма, это смешно, – сказал он. – Что люди подумают, когда увидят все эти финтифлюшки? Да я со стыда умру. Давай как-нибудь построже.
Арун был очень огорчен тем, что Лата, получив его письмо и услышав, можно сказать, крик его души, отказалась праздновать свадьбу в его доме, и пытался компенсировать такое падение авторитета, командуя практическими приготовлениями к свадьбе – хотя бы теми, которые можно было сделать в Калькутте. Но ему то и дело приходилось преодолевать сопротивление двух сильных противников, его матери и деда, имевших свои взгляды на этот предмет.