Изьявилали бы ты боле твердости, любезный другъ, и не удивляешся ли, что я столько оной показала? Я ожидала удара отъ ея руки. Она ее нсколько времени держала поднятою, и ярость задушала ея голосъ: потомъ бросившись къ дверямъ сошла до половины лсницы. Но назадъ воротилась, и когда могла говорить; то просила небо, дабы оно дало ей нкоторое терпніе. Конечно такъ, сказала я ей. Но ты видишь, Белла, что не принимаешь спокойно такого отвта, которой сама на себя навлекла. Можешь ли меня простить? Возврати мн сестру, и я весьма буду разкаеваться въ своихъ словахъ, если они тебя оскорбляютъ.
Ярость ея только умножилась; она почитала умренность мою какъ бы побдою надъ ея запальчивостію. Она ршилась, сказала мн, разгласить всмъ, что я вступила въ заговоръ противъ моего брата, въ пользу подлаго Ловеласа.
Я ей отвчала, что желала бы привесть для своего оправданія то, чтобы она могла сказать для своего, что по справедливости гнвъ мой больше не извинителенъ, нежели мои разсужденія.
Но не думая, чтобъ посщеніе ея не имло другаго побужденія, кром того, что до сего времени между нами произошло, я ее просила обьявить пристойнымъ образомъ, не приказано ли ей предложить мн о чемъ нибудь, чтобъ я могла съ удовольствіемъ выслушать, и чтобы подало мн надежду видть опять друга въ своей сестр.
Она пришла отъ всей фамиліи, перервала съ важнымъ видомъ, дабы узнать собственно отъ меня, склонилась ли я наконецъ къ повиновенію. Одного слова довольно; она требуетъ только подтвержденія или отрицанія. Боле терпть не будутъ отъ столь упорной твари.
Клянусь предъ Богомъ, сказала я ей, что совершенно оставлю того человка, который всмъ вамъ не нравится съ тмъ условіемъ, чтобъ не принуждали меня къ принятію Г. Сольмса или кого нибудь другова.
Я ни чего не открыла, чего бы прежде отъ меня не слышали. Различіе только въ одномъ изьясненіи. И такъ я почитаю другихъ глупыми, что они могли обмануться мнимыми общаніями.
Еслибы были другія предложенія, которыя бы могли удовлетворить всмъ; и освободить меня отъ того человка, который всегда будетъ для меня несноснымъ; то я бы безъ сомннія ихъ употребила. Правда, я уже признавалась, что не выду никогда замужъ безъ согласія моего отца…
Ты надшься на свои хитрости, прервала она меня, дабы привесть моего отца и мать къ своему намренію.
Слабое упованіе, сказала я ей, и никто не долженъ знать лучше ея свойства тхъ, кои въ состояніи сему противится.
Она не сомнвается, чтобъ я ихъ всхъ не склонила къ своей цли, если мн позволяетъ ихъ видть и обманывать моимъ лукавствомъ.
По крайней мр Белла, ты научи меня судить о тхъ я коихъ я должна обвинять въ претерпваемой мною жестокости. Но подлино ты ихъ почитаешь весьма слабыми. Безпристрастная особа, которая бы судила о теб и обо мн но твоимъ рчамъ, почла бы меня чрезмрно пронырливою, или тебя особою весьма худаго свойства.
Такъ, такъ, ты чрезмрно пронырливое и самое хитрое твореніе. Отъ сюда она приступила къ уличеніямъ столь подлымъ и недостойнымъ сестры. Упрекала меня въ томъ, что я
Она остановилась какъ бы отдохнуть. Продолжай любезная Белла.
Такъ я буду продолжать. Не обворожилали ты моего дда? находилъ ли онъ что нибудь пріятнымъ, естьли бы не восхищала ты своимъ золотымъ языкомъ сего слабаго старика? однако чтожъ бы ты оказала или сдлала, чтобы не можно было сказать или сдлать такъ какъ и ты? Завщаніе его довольно показываетъ, сколько твои хитрости его обольстили лишить собственныхъ своихъ сыновей всего пріобртеннаго имнія, и отдать его самой младшей внук! отдать теб вс картины фамиліи, потому что онъ почиталъ тебя знающею въ живописи и видлъ, что ты чистила своими прекрасными руками портреты своихъ предковъ, хотя столь худо слдуешь ихъ примрамъ! оставить теб знатное количество серебреной посуды, которой довольно было на два или три многолюдныхъ домовъ; и запретить ее передлать; потому что