Письмо твое, любезная Гове, привело меня въ немалое замшательство. Читая его, говорила я сама въ себ, что ни какъ бы не думала того, чтобы должно мн было остерегаться критики писавши къ искреннншей моей пріятельниц и подруг. Но потомъ собравшися съ мыслями увидла въ немъ одни только твои острыя и замысловатыя шутки; однакожъ быть такъ; послдуя твоему совту начну разсматривать сама себя подробно.
Не вижу я въ лиц моемъ ни малйшей краски, и не чувствую въ сердц никакого трепетанія; по чему и не могу понять, чемъ могла заслужить твои надо мною насмшки.
Однакожъ на конецъ не уже ли не возможно безпристрастному человку сказать, что нкоторые люди кажутся ему предпочтительне прочихъ? Не уже ли можетъ то почесться преступленіемъ, когда даютъ преимущество такимъ людямъ, которые получа отъ чьихъ нибудь родственниковъ чувствительнйшую обиду, удерживаютъ справедливой свой гнвъ жертвуя онымъ той особ? Напримръ: не уже ли не позволяется мн сказать, что г. Ловеласъ гораздо предпочтительне г. Сольмса, и что я даю ему въ томъ преимущество? я думаю что сіе можно сказать всегда, не опасаясь ни мало чтобы то могло быть почтено любовью.
Ни за что въ свт не хочу я имть къ нему то, что можетъ назваться любовью; во перьвыхъ, для того, что весьма дурное имю мнніе о его нрав и поступкахъ, и почитаю великою ошибкою всей нашей фамиліи кром моего бррта, что позволено ему было къ намъ здить лаская себя нкоторыми надеждами. Во вторыхъ, по тому что почитаю его человкомъ тщеславнымъ, могущимъ возгордиться побдивши чье нибудь сердце. Въ третьихъ, вс его старанія и почтительности имютъ въ себ нкоторой видъ высокомрія; какъ будто бы цна услугъ его была равномрна сердцу женщины. Однимъ словомъ, во многихъ случаяхъ замтила я въ немъ человка суетнаго и высокомрнаго; примтила въ немъ учтивость принужденную и лживую; ласковость и благосклонность его къ постороннимъ служителямъ притворна, и онъ кажется мн противъ своихъ служителей вспыльчивымъ и нетерпливымъ.
Нтъ, любезная пріятельница! сей человкъ со всмъ
Ты приказываешь мн отписать къ теб немедлнно не досадна ли для меня твоя шутка. Теперь спшу я тебя удовольствовать; а въ будущемъ уже письм увдомлю тебя, какія причины побуждаютъ моихъ родственниковъ принимать съ такою горячностію сторону г. Сольмса. И такъ будь уврена, любезной другъ, что я въ сердц моемъ не имю ни чего противъ тебя вреднаго и предосудительнаго; но напротивъ того горю къ теб нжнйшимъ дружествомъ, привязанностію и благодарностію. Естьли ты примтишь въ поступкахъ моихъ какія ошибки, то прошу тебя дружески меня въ томъ увдомить; ибо я желаю, чтобы все поведніе мое было безпорочно, и ни въ чемъ бы меня упрекать было не можно. Въ моихъ лтахъ и при моей слабости избжать того почти не возможно, естьли любезная моя пріятельница не будетъ стараться исправлять меня въ моихъ проступкахъ.
Суди сама, любезной другъ, такъ какъ бы могла судить безпристрастная особа, знающая обо мн все то, что теб извстно. Съ начала будетъ то для меня нсколько трудновато; можетъ быть лице мое покроется стыдомъ видя себя не столько достойною твоей дружбы, сколько бы я того желала. Но будь уврена, что исправленія твои будутъ во мн не безплодны; а въ противномъ случа буду я противъ тебя безъ всякаго извиненія.
Теперь оканчиваю я мое писмо, съ намреніемъ начать скоро другое.
Письмо XII.