Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов

Мнѣ остается сказать нѣсколько словъ о вольныхъ выговорахъ, которыми письмо это наполненно. Я ласкаюсь, что ты мнѣ ихъ простишь, потому, что мало дружествъ есть на такихъ основаніяхъ, какъ наше, то есть, на взаимномъ правѣ сказывать другъ другу наши погрѣшности, и на довѣренности, что такіе предохраненія будутъ приняты съ благодарностію, слѣдуя сему правилу, что пріятнѣе и почтеннѣе быть исправляемому отъ друга, нежели подвергать себя охужденію и посмѣянію публики, слѣпымъ упорствомъ въ заблужденіи.

Но я увѣрена, что тебѣ не нужно повторять законы нашей дружбы, ни убѣждать въ взаимномъ наблюденіи ихъ съ величайшею строгостію, чтобы въ твою очередь не щадить моихъ погрѣшностей и дурачествъ.

Кл. Гарловъ.

П. П. Я располагалась, что бы въ трехъ моихъ предслѣдующихъ письмахъ, не говорить о своихъ дѣлахъ, естьли будетъ можно. Я намѣрена еще къ тебѣ однажды написать, для увѣдомленія о моемъ положеніи; но позволь, моя любезная, что бы сіе обѣщаемое письмо, и отвѣтъ твой съ твоими мнѣніями, составляли послѣднюю нашу переписку, пока запрещеніе не уничтожится.

Я страшусь, моя любезная, такъ, я страшусь, что бы нещастныя слѣдствія моей судьбы не заставили меня ввергнуться въ заблужденія, и въ низкія чувствованія малыхъ душъ; однимъ словомъ, что бы не принудили меня удалиться отъ прямаго пути истинны, въ которой я полагала мою славу; но будь увѣрена, для самой себя и для уменшенія безпокойства твоей матери отъ нашей переписки, что естлибы мнѣ случилось впасть въ такую погрѣшность, я бы никакъ не упорствовала въ моемъ заблужденіи, немедлѣнно бы прибѣгла къ раскаянію, и старалась бы возвратить потерянное сокровище, опасаясь, что бы погрѣшность не превратилась въ обыкновеніе.

Прозбы Госпожи Сорлингсъ принудили меня отсрочить отъѣздъ мой на нѣсколько дней. Онъ былъ назначенъ въ слѣдующій понедѣльникъ, какъ я тебѣ объясню въ первомъ моемъ письмѣ, которое уже начато, но нашедши нечаянной случай для теперешняго, я рѣшилась его къ тебѣ отправить.

Письмо CXXX.

АННА ГОВЕ, къ КЛАРИССѢ ГАРЛОВЪ.

Въ Пятьницу 21 апрѣля.

Матушка не принимаетъ, моя любезная, нашего предложенія, которое я отъ себя ей открыла; но Гарловы (прости мнѣ сіе выраженіе) овладѣли совершенно ея умомъ. Она мнѣ сказала, что это моя выдумка, что бы ее привлечь на твою сторону противъ всего семейства; но трудно будетъ ее уловить въ сѣти.

Не беспокойся много объ насъ, я тебя прошу; мы опять съ ней скоро поладимъ. То ссора, то миръ: это старая привычка, которая началась прежде твоего знакомства.

Однакожъ я тебѣ приношу искренную благодарность за каждую строчку твоихъ послѣднихъ трехъ писемъ, которыя я намѣрена перечитывать, какъ скоро огонь мой вспыхнуть захочетъ. Я скажу тебѣ безъ притворства, что мнѣ невкусно было съ начала; но каждой разъ, когда вновь перечитываю, чувствую умноженіе моей къ тебѣ нѣжности и почитанія, естьли то можно.

Впрочемъ я имѣю передъ тобою одну выгоду, которую сохраню въ томъ письмѣ и во всѣхъ послѣдующихъ; то есть, что моей откровенности не нужно извиненіе, хотя я тебѣ говорить буду съ равною вольностію. Сію разность я приписываю тихости твоего нрава, и моей скорости, о которой мимоходомъ я сдѣлаю нѣкоторыя размышленія. Надобно сказать тебѣ однажды мое мнѣніе о томъ и о другомъ. Ты увѣрена, моя любезная, что кротость не порокъ въ женщинѣ, а я утверждаю, что жаръ умѣренный и у мѣста употребляемый, также не порокъ. Впрочемъ, такія похвалы съ обѣихъ сторонъ значатъ, что мы не можемъ и не желаемъ можетъ быть препятствовать нашимъ склонностямъ. Ты не имѣетъ свободы оставить свой нравъ, такъ какъ и я. Намъ обѣимъ потребно бы къ тому было насильствіе. И такъ, каждая изъ насъ одобряя съ своей стороны то, что ей сродно, мы претворяемъ необходимость въ добродѣтель; но я замѣчу, что изъ нашихъ нравовъ, естьли бы они были въ точности изображены, мой оказался бы естественнѣе. Прекрасная живопись требуетъ равномѣрно свѣта и тѣней. Правда, твоя картина была бы окружена такимъ блескомъ и такою славою, что ослѣпляла бы всѣхъ взоры; но она отняла бы надежду у подражателей. О! моя любезная; пусть кротость твоя не подвергнетъ тебя злости свѣта, который неспособенъ чувствовать цѣны твоей! Что касается до меня, моя безпокойность удаляетъ отъ меня всѣхъ, которые хотѣли бы мнѣ вредить, и я такъ собой довольна, что признавая даже непріятность моего нрава, я бы не желала помѣняться на твой.

Я сочла бы себя не простительною отворить ротъ для прекословія матушкѣ, естьли бы имѣла дѣло съ такимъ нравомъ, каковъ твой. Правда есть непріятель притворства. Я берегу, моя любезная, похвалы мои для нравовъ открытыхъ и благородныхъ. Естьлибы каждый имѣлъ подобную смѣлость, то есть, хулить что стоитъ порицанія, и хвалить, что достойно похвалы, можно бы думать, что за недостаткомъ правилъ и убѣжденія, стыдъ исправилъ бы свѣтъ, и чрезъ два или три поколѣнія увидѣли бы можетъ быть, что стыдъ ввелъ бы правило. Не спрашивай у меня, моя любезная, на кого я устремляю такое размышленіе; я тебя боюсь, почти столькоже какъ и люблю.