Однакожъ ничто не можетъ удержать меня доказать тебѣ новымъ примѣромъ, что однѣ благородныя души заслуживаютъ слѣпое и беспрекословное повиновеніе. Правда, какъ я сказала, есть непріятель лицемѣрія.
Г. Гикманъ, по твоему мнѣнію, человѣкъ скромной; но скромность имѣетъ также свои не выгоды. Скоро, моя любезная, мы разсмотримъ все, что ты ни говоришь объ етомъ честномъ скромникѣ. Онъ не пропустилъ вручить мнѣ послѣднее твое письмо въ собственныя мои руки, съ нижайшимъ поклономъ и съ видомъ весьма довольнымъ. Къ нещастію этотъ радостный видъ его еще не прошелъ, какъ матушка, вошедши вдругъ, примѣтила равномѣрно и удовольствіе его и движеніе, которое я здѣлала, что бы спрятать бумагу за шею. Она не обманулась въ своихъ догадкахъ. Когда гнѣвъ бываетъ удаченъ нѣкоторымъ людямъ, то они всегда гнѣваются, или ищутъ случай огорчиться. Хорошо! Г. Гикманъ; хорошо! Анюта; еще письмо, которое осмѣливаются принесть и принимать! Тутъ то, твой скромный человѣкъ измѣнилъ себѣ своимъ замѣшательствомъ и неперывными рѣчами. Онъ не зналъ что дѣлать, выдти ли и оставить меня раздѣлаться съ матушкой, или остаться и защищать меня въ сраженіи. Я презрѣла прибѣгнуть ко лжи: матушка вышла съ шумомъ, а я приближилась къ окну для прочтенія письма, оставя Г. Гикману полную волю острить зубы свои на пальцахъ.
Прочитавши письмо твое, я пошла смѣло къ матушкѣ. Я ей пересказала твои великодушныя намѣренія, и желанія сообразоваться съ ея волею. Условіе твое я предложила отъ себя. Все отвергнуто. Она мнѣ сказала, что не сомнѣвается, что бы не было прекрасныхъ картинъ въ воображеніи двухъ молодыхъ тварей, у которыхъ больше ума, нежели благоразумія. Вмѣсто того, что бы тронуться твоимъ великодушіемъ, она болѣе утвердилась въ своемъ мнѣніи. Она мнѣ повторила свое приказаніе и позволила писать къ тебѣ только для того, что бы о томъ увѣдомить. Сіе рѣшеніе, говорила она, не перемѣнится, пока ты совсѣмъ не помиришься съ своими родителями; что она въ томъ обязалась, и что надѣется на мое послушаніе.
Къ щастію я припомнила твои упреки, и взяла на себя, хотя и оскорбленный, но покорный видъ, но я тебѣ обьявляю, моя любезная, что пока я возмогу свидѣтельствовать сама въ себѣ непорочности моихъ намѣреній, и буду увѣрена въ ожиданіи добрыхъ слѣдствій отъ нашей переписки; пока въ моей памяти будетъ, что ето запрещеніе происходитъ изъ одного источника всѣхъ твоихъ нещастій; пока я буду знать, какъ теперь знаю, что не ты виною непримиримости твоихъ пріятелей, и что ты имъ дѣлала весьма честныя предложенія; то, несмотря на уваженіе мое къ твоимъ совѣтамъ и наставленіямъ, которыя во всякомъ другомъ случаѣ былибъ приличны, ни что мнѣ не воспрепятствуетъ въ упорномъ продолженіи нашей переписки и въ требованіи отъ тебя такихъ же подробностей, какъ будто бы запрещенія не было.
Въ сіи выраженія нимало не входитъ досада, или превратность. Я не могу изьяснить, сколько мое сердце соучаствуетъ въ твоемъ положеніи. Однимъ словомъ; ты должна позволить мнѣ мыслить, что, ежели письма мои могутъ доставить мнѣ щастіе быть тебѣ хоть мало полезными, то запрещеніе моей матери не столько будетъ оправдано, какъ постоянство мое въ перепискѣ.
Однакожъ, для удовлетворенія твоего, сколько мнѣ возможно, я лишу себя отъ части сего драгоцѣннаго удовольствія. И между временемъ непозволеннымъ, ограничу свои отвѣты только тѣми случаями, въ которыхъ они покажутся необходимыми для правилъ моей дружбы.
Выдумка употреблять руку Гикмана, для меня такая западня, въ которую я не такъ скоро упаду. Вотъ, моя любезная, уловки твоего скромнаго человѣка! А какъ ты любишь скромность въ мущинахъ, я буду стараться держать его въ должномъ почтеніи, что бы сохранить ему твое уваженіе. Любезная моя Кларисса намѣрена сдѣлать его для меня нужнымъ. Несмотря на твою разборчивость, переписка пойдетъ своимъ чередомъ; я тебя въ томъ увѣряю; и такъ предложеніе твое въ пользу Гикмана дѣлается безполезнымъ. Сказать ли тебѣ? Мнѣ кажется, что для него довольно чести такъ часто быть упомянуту въ нашихъ письмахъ. Довольно довѣренности, которую мы будемъ продолжать къ нему, что бы его заставить ходить подымая голову и выставлять драгоцѣнный перстень, протягивая свою бѣлую руку. Онъ не пропуститъ случая, что бы не уважить свои услуги, въ которыхъ онъ полагаетъ свою славу, и что бы не объяснить свою неусыпность, вѣрность, выдумки для сохраненія нашей тайны, свои извиненія и несогласія съ матушкой, и тысячу другихъ вещей, которыя онъ искусно свяжетъ вмѣстѣ. Сверьхъ того не будетъ ли онъ имѣть повода болѣе прежняго волочиться за