Читаем Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов полностью

Ты видишь, что я могу ѣхать въ Лондоиъ, или куда мнѣ заблагоразсудится, что со мною будетъ, о томъ нимало не беспокоятся. Я была расположена отложить мой отъѣздъ въ надеждѣ полученія извѣстій изъ замка Гарловъ. Мнѣ кажется, что естьли бы и оказывали явной упорности къ примиренію, я бы могла открыть г. Ловеласу, что я хочу имѣть совершенную свободу въ условіяхъ, когда онъ желаетъ когда нибудь владѣть мною. Но я примѣчаю, что влекома будучи неизбѣжимою судьбою, подвергнусь еще поноснѣйшимъ огорченіямъ. Должно ли мнѣ быть рабою такого человѣка, которымъ я столько недовольна? Письмо мое, какъ ты видишь по тетушкиному, теперь въ замкѣ Гарловъ. Я дрожу, воображая, какъ оно будетъ принято. Одно можетъ послужить къ услажденію моей горести, что оно освободитъ тогда любезную тетку отъ подозрѣнія, что она имѣетъ какое нибудь сношеніе съ несчастною, которой пагуба уже опредѣлена. Я не считаю за малѣйшую часть моихъ злоключеній сіе уменьшеніе довѣренности причиненное мнѣ между моихъ родныхъ, и сію холодность, съ каковою они взираютъ другъ на друга. Ты видишь, что двоюродная сестра моя бѣдная Гервей имѣетъ причину на то жаловаться вмѣстѣ съ матерью.

Моя Гове, любезная моя Гове, чувствуетъ также съ великимъ огорченіемъ дѣйствія моего проступка, потому, что она съ матерью своей имѣетъ за меня больше прежняго ссоры. Однакожъ я должна вручить себя человѣку, который меня ввергнулъ въ такую пропасть бѣдствій. Я много размышляла, и многаго опасалась прежде моей погрѣшности; но никогда еще не разсматривала ее съ такой худой стороны, какъ сего дня.

За часъ передъ моимъ мнимымъ побѣгомъ батюшка объявилъ откровенно, что онъ любитъ меня болѣе своей жизни; что онъ намѣренъ былъ поступать со мною съ родительскою милостію, что онъ хотѣлъ,… ахъ моя любезная, какая уничижительная нѣжность! Тетушка не должна была опасаться, что бы узнали ея откровенность. Отецъ на колѣняхъ передъ своею дочерью! Вотъ чего бы я навѣрное не выдержала! Мнѣ не извѣстно, чтобъ я сдѣлала въ такомъ плачевномъ случаѣ. Смерть показалась бы мнѣ меньше ужасною, нежели такое зрѣлище въ пользу человѣка, къ которому отвращеніе мое не истребилось, но я бы стоила быть уничтоженною, если бы могла видѣть отца моего безполезно на колѣняхъ.

Однакожъ, если бы нужно было токмо пожертвовать моею склонностію и личнымъ предпочтеніемъ, онъ бы сіе получилъ и меньшею цѣною, моя почтительность одна восторжествовала бы надъ склонностію. Но столь крайнее отвращеніе! торжество жестокаго и тщеславнаго брата, присоединяя ругательства завистливой сестры, которые бы отвратили отъ меня такую милость, и сожалѣніе родителей, о которыхъ я бы была удостовѣрена; должности супружества столь священныя, столь торжественныя когда сама я имѣю отъ природы нравъ не позволяющій мнѣ взирать на долгъ самый простѣйшій съ равнодушіемъ, тѣмъ болѣе на долгъ самопроизвольно подтвержденный клятвою у олтаря; какіе законы благопристойности могли уполномочить меня положить руку мою въ руку ненавистнаго, и произнесть мое согласіе на гнусное соединеніе? Вспомни, что соединеніе такое должно кончиться съ жизнію. Не дѣлала ли я глубочайшія о томъ разсужденія, каковыхъ прочія дѣвицы моихъ лѣтъ не употребляли? Не все ли я разбирала и изслѣдывала? Можетъ быть могла бы я оказывать меньше упрямства и досады. Чувствительность, когда я могу приписать себѣ такое качество, зрѣлость разума, размышленіе, не всегда щастливые небесные дары. Сколько бываетъ случаевъ, въ которые бы я желала узнать равнодушіе, еслибъ могла употребить его безъ порочнаго повѣденія? Ахъ! моя любезная, самая щекотливая чувствительность ни мало не служитъ къ доставленію намъ щастія.

Какой способъ намѣрены были употребить пріятели мои въ собраніи! Я смѣю сказать, что узнаю тутъ умыслы брата моего. Я полагаю, что ему бы поручено было представить меня въ совѣтъ, какъ дочь предпочитающую свою волю цѣлому семейству. Опытъ былъ бы колокъ, не должно о томъ сумнѣваться. Хорошо, если бы я его выдержала! какой бы ни былъ успѣхъ, то коль жестокое было бы мое мученіе!

Должно опасаться, по словамъ тетушки, что бы не было кровопролитія. Видно, что она увѣдомлена о дерзскомъ предпріятіи Синглетона. Она упоминаетъ о пропасти. Избави меня отъ того Боже.!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Поэзия трубадуров. Поэзия миннезингеров. Поэзия вагантов
Поэзия трубадуров. Поэзия миннезингеров. Поэзия вагантов

Творчество трубадуров, миннезингеров и вагантов, хотя и не исчерпывает всего богатства европейской лирики средних веков, все же дает ясное представление о том расцвете, который наступил в лирической поэзии Европы в XII-XIII веках. Если оставить в стороне классическую древность, это был первый великий расцвет европейской лирики, за которым в свое время последовал еще более могучий расцвет, порожденный эпохой Возрождения. Но ведь ренессансная поэзия множеством нитей была связана с прогрессивными литературными исканиями предшествующих столетий. Об этом не следует забывать.В сборник вошли произведения авторов: Гильем IX, Серкамон, Маркабрю, Гильем де Бергедан, Кюренберг, Бургграф фон Ритенбург, Император Генрих, Генрих фон Фельдеке, Рейнмар, Марнер, Примас Гуго Орлеанский, Архипиит Кельнский, Вальтер Шатильонский и др.Перевод В.Левика, Л.Гинзбурга, Юнны Мориц, О.Чухонцева, Н.Гребельной, В.Микушевича и др.Вступительная статья Б.Пуришева, примечания Р.Фридман, Д.Чавчанидзе, М.Гаспарова, Л.Гинзбурга.

Автор Неизвестен -- Европейская старинная литература

Европейская старинная литература