Дотянуться до моря

— Нет, конечно, — дернула губами она. — Когда он ездил на Кавказ к родне, он сам потом рассказывал. Там все его дядья «пыхают» — и дядя Шахрат, и дядя Парвиз, и другие. Вообще все на наркоте лет с пятнадцати. Или «пыхают», или жуют. Отец говорил, что и его уговорили, и он попробовал один раз. Я его подколола, что, наверное, не раз и не два, он начал жеманничать, хи-хи, да ха-ха — так поняла, что он там с ними с этой кочерги и не слезал. Он вообще оттуда какой-то обалдевший приехал. Правда, он и раньше такой бывал, я помню. Но, ладно, о покойниках — или хорошо, или ничего. Хоть он нас с матерью сильно последние годы доставал, все-таки он мне отец был, как-никак.

«Да, точно, или хорошо, или ничего», — эхом в ушах отозвались Дарьины слова, и перед глазами промелькнуло на мгновенье лицо Аббаса с его фирменной, зло-ироничной усмешкой на губах.

— А давай попробуем? — прильнула ко мне Дарья. — Вдвоем? В первый раз ощущения просто фантастические.

Странно — я хотел, и только что в совершенно некатегоричных тонах высказывался насчет такой возможности, но открыто и прямо сказать: «да» не было никакой возможности.

— Ты что, с ума сошла?! — нахмурился я. — Не буду, и если тебе важны отношения со мной, эту практику я тебе продолжать категорически не советую.

Дарья медленно подняла на меня глаза, наполненные в высшей степени снисходительной улыбкой, и сочно потянулась всем своим тонким гладким телом. Потом одним легким сильным движением скрутившись вдоль горизонтальной оси и повернувшись вдоль вертикальной, она из лежачего положения встала на четвереньки и, положив подбородок на сплетенные пальцы рук, не мигая, уставилась на меня. В мгновение ока бездельно прохлаждающийся на простынях человеческий детеныш превратился в молодую, но уже полную сил пантеру с алым острием языка между ослепительно-белых резцов и неумолимо влекущим огнем желтых глаз с вертикальными зрачками; мне даже померещилось, как сзади Дарьиной головы между остреньких ягодичек вдруг метнулся туда-сюда мускулистый черный хвост. Я уже приготовился к очередному ее ядовито-острому ответу, но пантера послушно улеглась рядом, положив голову мне на колени.

— Как скажешь, дорогой, — промурлыкала она. — Я же наполовину восточная женщина, а женщине полагается подчиняться своему мужчине. Мне так нравится подчиняться тебе! Вот только ты уже скоро полтора часа, как не оказывал мне обычных между мужчиной и женщиной знаков внимания.

— Я старенький, мне нужно больше времени, чтобы тело догнало голову, — рассмеялся я.

— Я наблюдала в Турции, какой ты старенький, — подпустила шпильку Дарья. — Если бы ты видел, где были мамины глаза в тот момент, когда я вломилась в номер! Я тоже так хочу. — Расскажи лучше еще о матери, — поспешил сменить тему я.

— Ну, а что еще рассказывать? — вздохнув, переключилась Дарья. — Когда у тебя с ней случился разлад, она долго переживала, даже плакала тете Тане в жилетку. Но потом у нее появился какой-то бородатый Юра (я не видела, но мать так его так называла, когда тете Тане хвалилась), после него — какой-то Рома, а последний был армянин по имени Арсен. Он был бомбила, у него была «девятка» с такими затемненными окнами, что можно было на солнце без очков смотреть. Его я видела, один раз он был с нами в ресторане не тетьтанином дне рождения. Не урод, в общем, не дурак, но уж больно черный, и… как это сказать? С гор, в общем. В машине слушал исключительно музыку «дудук» — дудка такая армянская, и тащился, как Фредди Меркури от Монсеррат Кабалье. Я один раз попросила его сменить пластинку — он так посмотрел на маму, как будто я громко пукнула на поминках. Как мать с ним столько времени якшалась, ума не приложу. Хотя… Подслушивать тогда уже выходило редко, и я намылилась мамкины эсэмэски читать, потом подобрала пароль к ее мэйлу. А последние лет пять она вообще от меня не сильно шифруется. Мать говорила тете Тане, что у Арсена «огнемет в штанах», что он делает не столько раз, сколько он может, а столько, сколько она хочет. «А хочу я постоянно, ты же знаешь, ха-ха», — писала мама тете Тане. «А разговариваете вы о чем?» — спрашивает тетя Таня. «Ни о чем, на разговоры у нас нет времени, — отвечает мать. — Да и по русски он х…ево говорит!» С ним она долго встречалась, вы уже снова помирились, встречались, но она с ним не рвала. Конечно, зачем ей зажигалка после огнемета? Я могу тебе точно сказать, когда она снова тебя до себя допустила — весной две тысячи седьмого, что-нибудь в мае, верно? Потому что Арсена в апреле поймали на незаконном извозе, у него оказалась прострочена виза, его депортировали и внесли в невъездные на семь лет. Кстати, срок истекает в следующем году, так что весной у тебя мог бы появиться, так сказать, партнер по предприятию. Нужны еще аргументы в пользу того, что вслух говорить нельзя, а то ты мне по морде дашь?

Последние слова резанули неожиданно и больно, как острый ножик по подушечке пальца во время чистки картошки. Я посмотрел на Дарью, но в ее глазах был не победный огонь, а грустное сочувствие.