Дотянуться до моря

— На, выпей, — пододвигал мне рюмку Леха. — Выпей, полегчает!

Я взял рюмку, уже выпил почти, но снова поставил на стол.

— Нет, не буду, — решительно закрутил головой я. — Нельзя, ехать надо.

— Ехать? — изумился Леха. — Куда? Домой? Так ты же в розыске, твоя карточка, небось, на всех таможнях! Сразу после пересечения границы тебя и примут. С распростертыми, так сказать.

— А что делать? — поднял я на Леху безнадежные глаза. — Мне там надо быть, с мамой проститься. Я не могу не ехать.

Леха крякнул, с размаху махнул рюмку.

— Бать, ты помнишь Игорька Журбея? — подал из комнаты голос Колька. — Байку его про то, как они в прошлом году в Россию сгоняли?

— Как это? — навострил уши я.

— Да ты слушай его! — махнул рукой Леха. — Будто бы двое пацанов местных прошлым летом были у бабки одного из них в гостях. А живет та бабка верстах в тридцати от Харькова в деревушке — Пыльная называется. От нее до границы с километр, не более. И, дескать, все там местные спокойно через ту границу в Россию ходят. Ну, и эти двое тоже за приключениями потянулись, сходили, якобы, за кордон. Только я не верю россказням этим ни на грош. Знаю я цего Журбея и того байстрюка, который с ним — бездельники и ветрогоны, им соврать или даже стырить шо, как мне воды напиться.

— Они доказательство с той стороны принесли, — обиженно пробасил Колька. — Водку российскую и консервы.

— А то москальской водки и харчей у нас в магазинах нэмае! — всплеснул руками Леха. — О, нашли доказу богатую!

— Таких — нету, бать! — высунувшись на кухню, затряс головой Колька. — На тех харчах из России, что у нас продаются, обязательно надписи есть по-украински, состав, там, срок годности и все такое. А на тех все по-русски, ни словечка на мове, и марка акцизная на бутылке российская.

— Прямо ты сам видел! — скорежив губы, передразнил сына Леха.

— Видел и сам харч тот ел, — с уверенностью отразил выпад отца Колька. — Да и не главная это доказа.

— Не главная? — нахмурился Леха. — Не понял! А ну, колись!

Колька лукаво переминался с ноги на ногу, видно было, что ему и хотелось рассказать что-то, что вмиг сразило бы отцовский скепсис, и кололось получить за это по первое число.

— Ладно, бать, расскажу, только ты не сэрдся, — с совершенно обезоруживающей улыбкой своей согласился он. — Пацаны им тоже не поверили, так они позвали: «Айда с нами!», все и поихалы. Я тоже поихал.

— Ты?! — уперся руками в подлокотники Леха. — Поехал?! Ты ходил через кордон?!

Глаза его сверкали так, что казалось — из них сейчас вылетит по пуле и сразит нашкодившего отпрыска наповал.

— Не, бать, что я, совсем дурной? — обиделся Колька. — Я на этой, на нашей стороне лесопосадки посидел. Там лесопосадка такая, мы смотрели потом спутниковую карту, так граница прямо по ней идет. А пацаны, кто погорячее, с Журбеём на ту сторону сходили, до русской деревни — Вергилёвка называется — дошли и обратно вернулись.

Леха еще минуту испепелял Кольку глазами, но видимо, не найдя в действиях сына достойного серьезной предъявы состава преступления, снова осел в своем кресле.

— Так что же, Коль? — перехватил инициативу разговора с Лехиным сыном я. — Ты имеешь в виду, что граница там никем не охраняется, ходи кто хочет?

— Ага! — радостно заржал Колька. — Даже не обозначена никак. Столб только такой приметный стоит прямо у посадки. Провода на него с нашей стороны приходят и все, дальше никуда не идут. У него подпорка внизу, а сверху — укосина, точно как буква «К»! Его местные так «кордонным» и кличут.

— Ты че, собрался нелегально границу перейти? — вызверился на меня Леха. — Совсем с дубу лю-лю? Представляешь, что будет, если тебя прыймут?

— А чего будет? — переспросил я. — Думаю, не сильно хуже, чем если на таможне возьмут, а ехать мне так и так нужно. Не могу я с матерью не попрощаться, понимаешь ты это?

— Понимаю, — глухо отозвался Леха и замолчал, замер в своем кресле, будто думал какую-то непростую думу.

Потом налил рюмку, так же молча выпил, скосил глаза на сына:

— Собирайся. Проводишь.

Колька от восторга аж подпрыгнул. Я протянул Лехе «краба», он сильно, до боли сжал. Свободной рукой я обнял его, поцеловал в щеку.

— Спасибо, Леха! — сказал я, не стесняясь слез. — Дружба, водка, Цеппелины! Нет, не так: просто дружба, безо всякой водки и даже без Цеппелинов!

Сборы были недолги, через четверть часа все уже стояли в дверях.

— Кольк, ты вниз иди, — распорядился Леха. — Нам тут с дядей Арсением кой-чё перетереть трэба на прощання.

Колька понятливо кивнул, вышел на лестницу, прикрыл за собой дверь. Леха сидел в своей каталке и странно беззащитно глядел на меня. Кадык на его тощей шее ходил ходуном.

— Сень, брат, — хрипло произнес он, — тут такое дело. Ведь я, получается, мать твоего ребенка угробил. Ты прости меня. И твоя маманя… теперь, когда ты у меня в гостях… Ничего просто так не бывает, я только сейчас это понял. Это я виноват, ты прости меня…