Дотла (СИ)

— Прости меня, — сипит юноша. — Господи, прости меня.

Соня обнимает его крепко, прижимает его голову к своей груди, все еще ощущая его член глубоко в себе. Конечно, у нее все саднит там, между ног. Конечно, ей больно. Но она ведь все понимает. Почти жертвует собой. Гладит его по голове, прижимается губами к макушке, сама плачет. Дети, такие дети, выброшенные в жестокий мир, не умеющие играть во взрослые игры, спотыкающиеся. Ньют поднимает голову, долго смотрит на любимое лицо, вытягивает руку, губ пальцем касается.

— Я безумен, Соня. Безумен.

— Знаю, — шепчет она, но почему-то улыбается. — Я все знаю. — Кивает зачем-то. — Иди сюда, — и ведь действительно улыбается.

Ньют позволяет ей распутать узел на его старой потрепанной рубахе, дернуть ткань. Соня сводит ноги, стаскивает с себя застрявшие в районе щиколоток потертые джинсы. Юноша замечает несколько капель крови на ее бедрах.

— Я…

— Неважно, — она лишь качает головой.

Его тело худое и сухопарое. И на нем столь много шрамов, ран, смотрящихся так страшно. Соня морщит лоб, кусает губы. Вот сейчас ей страшно. Она прикасается к все еще кровоточащему, рваному рубцу на коже под ребрами.

— Это… — она выдыхает, не заканчивает.

— Бешеная собака.

Соня смотрит. На неровность кожи, на рубец за рубцом — где-то свежий, а где-то не очень. Видит и загустевшую кровь, и кожу в отметинах разного цвета, и кости под ней. Девушка вдруг вся как-то сжимается, подносит ладонь ко рту, плечи у нее дрожат. Ньют взирает на нее с бесстрастным выражением лица. Он знает, на что стало похоже его тело, знает, что происходит в нем. Соня осознает это лишь сейчас.

— Ты гниешь? — выдавливает она.

— Да.

И вот тогда она давит всхлип. Такой женский, истеричный всхлип. У нее щеки в слезах, блестящих даже в темноте комнаты.

— Но я все еще я, — произносит Ньют.

Соня рассматривает его лицо, взгляда не отводит. Ее пальцы спотыкаются о собственную кофту, она обхватывает ткань, тащит наверх, обнажая тело, отбрасывает материю куда-то. У нее кожа белая-белая, грудь аккуратная и небольшая, ореолы сосков темнеют розовыми точками. Она кажется такой хрупкой и женственной, очень тонкой, почти фарфоровой. И синяков много, и грязи, застрявшей в складках кожи. Ньют лишь качает головой.

— Это правда? — вдруг спрашивает он. — Наше прошлое, тот ролик о нас на поляне?

— Да, — кивает она. — Правда.

Соня задыхается где-то на выдохе, когда чужие руки касаются ее. Ладони скользят по спине, задевают кости позвоночника, сухие губы прижимаются к ее шее, а вновь наливающийся силой член касается ее бедра. Девушка руками в стол упирается, позволяя мужским ладоням оглаживать ее ягодицы и бедра, нырять туда, в самый низ, так, что у нее дрожат мышцы живота. А рот впивается в ее шею, ниже. Ньют зарывается в ее кожу всем лицом. Мокрый язык, сухие губы, холодный кончик носа, щекочущая светлая челка. Соне смешно почему-то. Она подается вперед, обнимает юношу руками. И ее лицо напротив его. Он снова целует ее, как целовал когда-то. И язык у него быстрый, и там так горячо. У нее все еще слезы и кровь во рту, а теперь и чужая слюна. Девушка обнимает юношу ногами, так, что член утыкается в самую промежность. И эта близость плоти, близость душ. Соня не думала. Смотреть в его глаза, чувствовать, как его пальцы проводят по ее щекам, убирают спутанные волосы. Ей и страшно, и сладостно.

Ньют садится на кровать, не выпуская девушку из своих объятий. Ее колени врезаются в тонкую простынь, а юноша опускает одну ладонь, направляет свой член, прикасается губами к изящной шее и заталкивает напряженную плоть глубоко в женское тело. Соня выдыхает, широко раскрывает рот, крепче обхватывает Ньюта за плечи, упирается лбом в его лоб, чтобы просто дышать. Ей все еще больно от его грубого проникновения. Но сейчас внутри сладкая дрожь, что-то такое тугое, давящее. Соня всхлипывает. Юноша снова гладит ее лицо пальцами. Целует подбородок. Она ладонями задевает его рубцы и отметины, старается прикасаться так осторожно. Ньют впивается в ее рот, сосет его, сдавливает своими ладонями женские бедра и двигается. Чувствует, как сжимает она его, ощущает медленное, мучительное трение. Соня прижимается к нему грудью, насаживается на его член несколько несмело и неуверенно. Ньют тоже мало что знает. Лишь делает так, как подсказывает ему природа и эта девушка рядом с ним. Он не торопится, растягивает ее медленно, заставляя выгибать шею, так жмурить глаза, и толкаться, толкаться, толкаться. Он почти не замечает, как они оба покрываются испариной, какой влажной становится ее спина, как она смеется и плачет, смотря на него. Он знает, что губы у нее вкусные. И дрожат они почему-то. Ньют кусает Соню, захватывает зубами мякоть ее рта. А потом крепко сжимает руками и распластывает ее тело на старом матраце, вжимается в нее словно на последнем издыхании.