Нина Онилова погибла за Родину в двадцать лет. Награжденная при жизни орденом Красного Знамени, она посмертно была удостоена Золотой Звезды Героя Советского Союза.
Так была оценена и доблесть сверстника Нины, молодого черноморца, о котором «Правда» написала в передовой статье: «История навсегда сохранит для потомства бессмертный подвиг краснофлотца катеров Ивана Голубца…»{35}.
Он совершил этот подвиг в один из тех дней, когда на фронте под Севастополем не происходило никаких крупных событий. Гитлеровцы просто подвергли город очередному артиллерийскому обстрелу. Снаряды падали и в районе стоянки сторожевых катеров в Стрелецкой бухте. Осколками был пробит борт одного из катеров, ошвартованных у причала, из его топливной цистерны вырвался бензин, и катер охватило огнем.
Старший краснофлотец Иван Голубец (до войны - черноморский пограничник) служил рулевым-сигнальщиком [234] на другом катере и оказался вблизи загоревшегося катера случайно. Но, увидев, что на борту команды нет, а в палубных стеллажах - полный комплект глубинных бомб, обладающих огромной взрывной силой, комсомолец Голубец понял: может быть, только он в состоянии спасти все, чему угрожал взрыв, - катера в бухте, плавучий кран, судоремонтные мастерские… И он не раздумывая бросился на горящий катер.
Сперва он попытался с помощью огнетушителя ликвидировать пожар, но это оказалось невозможным, и Голубец принялся освобождать катер от бомб. Прежде всего - от восьми больших, самых опасных. Механизм бомбосбрасывателя, очевидно поврежденный при разрыве упавшего у катера снаряда, не действовал. Тяжеловесные большие бомбы (в каждой - почти 170 килограммов) пришлось скатывать за борт вручную. Справившись с этим, моряк начал скидывать в воду малые бомбы. Они гораздо легче, но их было двадцать две штуки. На катере бушевало пламя, горели и на краснофлотце бушлат, брюки, его душил дым, и вряд ли он мог быть не ранен - рядом рвались снаряды в палубных кранцах. «Голубец, уходи!» - кричали с берега. Он сделал уже почти все, но хотел сделать все до конца и продолжал выхватывать из огня и бросать в воду последние бомбы. Их оставалось в стеллажах две или три, когда произошел взрыв. Теперь - уже ослабленный во много раз, и от него не пострадали ни другие катера, успевшие рассредоточиться, ни постройки и люди на берегу. Погиб лишь Иван Карпович Голубец.
Бесстрашный моряк навечно зачислен в списки одной из частей Краснознаменного Черноморского Флота. У бухты, где он совершил свой подвиг, стоит памятник с барельефным портретом героя. А вокруг - новые кварталы очень выросшего после войны, раздавшегося вширь Севастополя.
О том, как сблизились, породнились военные и гражданские севастопольцы, отражая общими усилиями первые натиски врага, я уже говорил. Не ослабевало общесевастопольское «чувство локтя» и в то время, когда всем в осажденном городе стало немного четче. А поскольку территория нашего плацдарма сократилась и передний край обороны на ряде участков, особенно на северном направлении, приблизился к городу, грань между фронтом и тылом стала еще менее заметной.
Помощь тыла фронту часто принимала формы, которые никто не смог бы заранее предусмотреть. Их подсказывала, [235] рождала общая жизнь в осаде, общая судьба бойцов и мирных людей. Рассказывать об этом - значит рассказывать прежде всего о женщинах, которые составляли теперь абсолютное большинство гражданского населения города.
Фронтовой матерью называли бойцы Марию Тимофеевну Тимченко. Потомственная жительница Севастополя, внучка участника его обороны в прошлом веке, мать трех сыновей-фронтовиков, стала приходить на ближайший к ее Керченской улице участок фронта - в окопы и землянки 172-й стрелковой дивизии. И не как гостья, а как рачительная хозяйка, везде находившая дело для своих неутомимых рук. Вскоре во дворе у Марии Тимофеевны был установлен при помощи бойцов котел, у которого она и ее соседки стирали солдатское белье. Они же шили маскхалаты разведчикам. Эта бригада немолодых женщин, сама собою организовавшаяся, выходила и на земляные работы по укреплению занимаемых дивизией рубежей.
Хорошо знали в Севастопольском оборонительном районе и Александру Сергеевну Федоринчик, одну из старейших учительниц города, которая также сколотила бригаду женщин, много сделавшую для фронта. В мае 1942 года А. С. Федоринчик была делегирована в Москву, на Всесоюзный митинг женщин - участниц Отечественной войны. Радио разнесло ее призыв, раздавшийся с трибуны Колонного зала Дома Союзов: «Советские женщины! Севастополь зовет вас к бою! Женщины всего мира! Севастополь показывает вам пример сопротивления…» С гордостью слушали севастопольцы, как горячо аплодировал ей зал.