Доверено флоту

20 декабря газета «Красный черноморец» вышла с обращением Военного совета флота «Ко всем бойцам, командирам и политработникам — славным защитникам родного Севастополя». Такие обращения — недлинные, всегда откровенные, составленные, насколько удавалось, так, чтобы слова доходили и до умов, и до сердец, вошли у нас в обычай именно в трудные дни. И настало время вновь напрямую обратиться ко всем защитникам города, объяснить серьезность положения, напомнить, что судьба Севастополя зависит от стойкости, храбрости и воинского умения каждого из нас.

Появились и дополнительные причины, чтобы опубликовать это обращение без промедления.

Накануне на ФКП прибыл с Северной стороны военком базировавшейся там гидроавиационной группы (самолеты МБР-2) полковой комиссар И. М. Водянов. Я его не вызывал, и, как выяснилось, вопросов, требующих срочного решения, у него не было. Но, увидев меня, Водянов не смог скрыть своей радости, а затем признался, что явился он, собственно говоря, ради того, чтобы удостовериться в присутствии руководителей обороны в Севастополе. Напряженная обстановка последних дней ограничивала возможность отлучаться с флагманского командного пункта, побывать за Северной бухтой и вовсе не удавалось. А там, оказывается, прошел слух, будто весь Военный совет флота перебрался на Кавказ. Это забеспокоило летчиков гидроавиагруппы, и комиссар счел нужным побывать на ФКП, чтобы потом всем рассказать, что сам видел.

Что Военный совет по-прежнему находится в Севастополе и никуда уходить не собирается, должно было подтвердить всем и наше обращение к защитникам города. Использовали мы его и для того, чтобы назвать, отдав им должное, героев, отличившихся в первые дни отражения штурма.

В их числе был комиссар батальона 8-й бригады морской пехоты старший политрук В. Г. Омельченко. В условиях когда на участке батальона назревал опасный прорыв, он повел две роты в дерзкую контратаку против численно превосходивших гитлеровцев, наступавших при поддержке танков. Неровная местность, поросшая кустарником, помогла приблизиться к двум танкам, подорвать их гранатами, поджечь бутылками с горючей смесью, в чем лично участвовал комиссар, и это изменило в нашу пользу ход боя. Но вырвавшаяся вперед группа морских пехотинцев со старшим политруком во главе оказалась окруженной. И тогда Омельченко проявил себя снова. Расчищая путь гранатами и первым бросаясь в рукопашные схватки, комиссар вывел бойцов из вражеского кольца. Прикрывая товарищей, он уничтожил еще несколько фашистов последней гранатой, подорвав себя и гитлеровцев. Этот подвиг запечатлела потом поэма «Политрук Омельченко», написанная поэтом Павлом Панченко.

А в 7-й бригаде морской пехоты пример такой же беззаветной верности воинскому долгу показал заместитель политрука Иван Личкатый — недавний моряк-подводник, добровольцем пошедший на сухопутный фронт. В разгар боя он возглавил роту, где пали командир и политрук, и обеспечил овладение высотой, захваченной перед тем гитлеровцами. На возвращенном рубеже молодого коммуниста сразила вражеская пуля, попавшая ему в сердце. Пробитый пулей партбилет черноморца Ивана Личкатого стал одной из реликвий Музея героической обороны и освобождения Севастополя.

Утром 20 декабря поступили доклады о том, что во исполнение отданного поздно вечером приказа сформированы пять батальонов и три отдельные роты. Они пошли на пополнение частей третьего и четвертого секторов, а кое-что оставлено в резерве. Как ни скромны были эти подкрепления, отнятые у частей тоже боевых, но все-таки не стоявших на переднем крае, думается, именно они помогли в тот день сдержать врага, не дать ему прорваться к Северной бухте.

Много значило и то, что пришедший ночью транспорт «Чапаев» доставил довольно крупную партию снарядов и мин. Снаряды были не всех нужных калибров, но из Новороссийска сообщили, что на «Чапаев» погружен весь без остатка боезапас для полевой артиллерии, имевшийся в тот момент на складах.

День проходил в тяжелых боях. Враг, не считаясь с большими потерями (немалыми были они и у нас), пытался развивать наступление, вновь и вновь возобновляя атаки. Однако ни у Камышловского оврага, ни к югу от хутора Мекензия, ни в районе Чоргуня — на всех тех участках, которые тревожили больше всего, продвинуться гитлеровцам не удавалось. Но, как никогда, чувствовалось: фронт обороны держится предельным напряжением всех наших сил. Чтобы ничего не проглядеть, не допустить непоправимого, командиры и комиссары частей и соединений, оставив на КП начальников штабов, находились, как правило, на переднем крае. Так, впрочем, было все эти дни, и сейчас нельзя было потребовать от старших командиров вести себя иначе, хотя участившийся выход их из строя обходился дорого. 20 декабря мы потеряли капитана Ф. Т. Леонова, всего двое суток назад назначенного командиром одного из полков 388-й дивизии, а до того — комбата морской пехоты.