Доверие

По дороге Пими сказала:

— Как знать, Сильвия, может, уже навсегда уехала во Фриденау.

— Во Фриденау? Какое?

— В Западном Берлине, и тогда уж она нескоро сюда вернется.

— Что твоя Сильвия делает во Фриденау?

— Разве я тебе не говорила? Работает парикмахершей.

— Как так? Почему?

— Что значит «почему»? У тамошних людей, так же как у здешних, есть волосы, вот они и нуждаются в парикмахершах. В последнее время многие ездят в Восточный Берлин делать перманент, там это гроши стоит. Но Сильвия умеет удерживать клиенток. Поэтому ей так хорошо и платят. Я скоро поеду к ней в гости. Поедешь со мной?

Томас помедлил с ответом. На самом деле ему очень хотелось побывать в Западном Берлине. Но в их группе СНМ и в партийном комитете на это смотрели крайне неодобрительно. Да и редко кто мог себе позволить без особых причин транжирить деньги и время на поезду из Коссина в Берлин. Впрочем, из его цеха большинство уже побывало там. А если ты оказался в Восточном Берлине, то через несколько минут мог добраться и до Западного. Задним числом никто секрета из этого не делал. Улих, например, щеголял в новой куртке на молнии. И на вопрос: «Где это ты такую раздобыл?» — со смехом отвечал: «Торговый дом Гезундбруннен». Томас мечтал не о куртке с молнией, даже не об интересных приключениях. Там другая жизнь. По книгам я не могу составить себе о ней точное представление. Надо мне собственными глазами увидеть, что же сводит многих с ума, вселяет в них жадность к жизни. Со мной этого не случится. Хейнц сказал: там ты найдешь все что угодно. А дотуда ведь рукой подать, нет, я должен сам во всем убедиться.

— Ты вообще-то бывал в Берлине? — спросила Пими.

— Да. Но очень давно.

— А в каком?

— В обоих.

— Когда ж это было?

Он начал несколько неуверенно, ему не хотелось открывать этой самой Пими, что тогда, хоть это и было бог знает как давно, повергло его в смятение.

— Проклятый нацистский приют сгорел, и я убежал. Каким-то образом добрался до Берлина, Западного Берлина, Восточного Берлина, ни одна бомба о таком разделении не ведала. В развалинах лежал весь Берлин. Меня приютила какая-то женщина. Я был совсем маленький. И весь в крови. И дрожал как осиновый лист. Улица наша, видимо, находилась в Западном Берлине, потому что за хлебом я бегал на черный рынок у вокзала Цоо. Но я бегал и на Александерплац, там было все, что твоей душе угодно. Когда я приходил домой с добычей, женщина гладила меня по голове. Но с фронта вернулся ее сын, он сразу же сдал меня в полицию, а те передали меня в полицию Восточного Берлина, наш детский дом ведь находился в восточной зоне. Я взвыл, когда увидел, что он отстроен, стоит чистенький и белый. Откуда мне было знать, что внутри там все по-другому и директором назначен учитель Вальдштейн. Я чуть не спятил от страха и удрал вместе с Эде. В банду, в которой и ты была. Зимой, вернувшись к Вальдштейну, я понял, что хочу у него остаться и что он мне дороже всех других людей.

Томас вдруг умолк. Вспомнил, как говорил в Коссине, что воскресенье проведет в Грейльсгейме.

— То, что ты рассказываешь, давно прошло, — сказала Пими. — И сейчас это уже неправда. За последнее время Берлин так переменился — и не узнаешь. А описать Западный Берлин, по-моему, невозможно. Тебе надо самому на него взглянуть.

— Я с удовольствием, — ответил Томас.

— Как выйдешь с вокзала ночью, вокруг фонари, фонари, рядом с ними и звезды темными кажутся. Звезды — ведь только точечки одинакового цвета, да еще такие далекие. А там светящиеся буквы всех цветов. Зажигаются. Тухнут. Опять зажигаются. В витринах днем и ночью лежат вещи, глядишь на них и глазам своим не веришь.

Томас рассмеялся. Но Пими была серьезна.

— Когда так много огней кругом, чувствуешь себя счастливой. А остановишься перед витриной и думаешь: господи, чего только на свете нет!

Она нервно ощипывала с куста маленькие клейкие листочки. Спасая их, Томас отвел ее руку. Не мог он смотреть, как она уродует ветку. За поворотом дороги блеснула река.

Пими все твердила свое:

— Ты и во сне такого не видел. Куда тебе? Человеку снится только то, что он знает.

Томас подумал: она права, я должен там побывать.

Тень воспоминаний легла на кошачью мордашку Пими и очеловечила ее.

— Чего там только не случается!

Томас, развеселившись, сказал:

— Почему ж ты не осталась там, где все тебе нравится?

Пими промолчала, обдумывая ответ.

— Знаешь, — наконец сказала она, — меня даже удивляет, что ты меня об этом спрашиваешь. Ты же все здесь любишь и много учишься. А я тебе сказала, что тоже пошла учиться.

— Меня очень удивил твой почерк. Как вышивка.

— Я стараюсь, — отвечала Пими. И, помолчав, добавила взволнованно и быстро: — На следующей неделе я хочу навестить Сильвию. Если договорюсь с ее другом. Он командирован своей пивоварней в Брелиц. В Восточном Берлине. Он и тебя захватит. Конечно, если ты захочешь.