– И куда же засунешь жену в свое расписание? – интересуюсь едко и тут же прикусываю щеку изнутри. Черт, и зачем я об этом? Оно само…Видимо, засело где-то глубоко и вылетает теперь при малейшей возможности.
Хабиб чуть отстраняется, во взгляде мелькает непроницаемая стена. Не та тема, которую со мной хочет обсуждать. Рука на моей груди замирает, а затем чувствительно, почти больно сжимает мягкую окружность.
–ДЭтей хочу, люблю дЭтей, – ровно говорит он.
– М-м…– киваю я и тянусь к нему сама.
Мне неожиданно так не нравится, что отстранился, что холодно смотрит, что губы поджал и между широкими бровями пролегла суровая вертикальная складка. Хочется ее разгладить, и я обхватываю мужское лицо ладонями и нежно целую ее. Еще и еще, пока она совсем не исчезает. Пока горячее дыхание, оседающее у меня на ключицах, не становится более шумным, пока воздух вокруг не густеет от вновь заполняющих комнату флюидов желания.
– ЛюбАпытная мАя, – фыркает уже добродушно Хабиб, широко расталкивая коленом мои ноги и подминая под себя.
***
Просыпаюсь от того, что кто-то треплет меня за плечо. Перед глазами плывет с недосыпа, плотный серый сумрак указывает на то, что лишь недавно и еще не окончательно рассвело. С трудом фокусирую размытый взгляд на склонившемся ко мне Хабибе.
И тут же резко сажусь, чуть не упав обратно от нахлынувшего головокружения.
Он полностью одет, побрит, от него пахнет одеколоном после бритья и…
Он одет, черт возьми! Одет!
Натягиваю на голую грудь простынь дрожащими руками и пытаюсь побыстрее проснуться до конца. Потому что вот так, разморённой со сна, слишком сложно себя контролировать, и в уголках глаз уже закипают непрошенные слезы.
– Мадин, там перевал открыли. Уже два часа как… – глухо сообщает Хабиб, нечитаемым взглядом смотря мне в глаза.
Молчу. Я итак поняла. Я не знаю, что сказать. Я…
– Ну, – не дождавшись моей реакции, он хлопает в ладоши и трет колени, – Мне ехать надо тогда…
– Давай, – бросаю безжизненно я.
Морозит. Сжимаю крепче край простыни в руках, так, что начинают болеть ногти. В голове дым, все кажется глупым сном. Еще свет этот сумрачный, серый. Как в унылом европейском кино…
Хабиб обводит глазами комнату, будто тоже пытается понять, что ему сказать. И нужно ли вообще…Останавливает закрытый, пустой взгляд на мне.
– Может номер телефона оставишь? – как-то совсем небрежно интересуется он.
Меня коробит и скручивает. Будто физически ржавым гвоздем по грудной клетке провел. Больно и мерзко. Во рту собирается едкая горечь, и я сплёвываю её со словами.
– Позвонишь мне из свадебного путешествия? – издевательски выгибаю бровь. Вышло бы отлично, если бы голос так тонко не задрожал в конце, – Нет, спасибо.
– Ну, ладно, – тянет Хабиб медленно. Подается было ко мне, но я резко отклоняюсь, и он останавливает свой порыв. Смотрит тяжело и жадно исподлобья пару секунд, а потом хлопает себя по коленям и встает, – Давай тогда. Пока.
– Пока, – почти беззвучно шелестят мои губы.
Его мощная удаляющаяся фигура расплывается перед моими глазами из-за слёзной пелены, стремительно застилающей взгляд.
И, когда он хлопает дверью, я уже ничего не вижу.
Только чувствую. Больно.
Очень – очень больно.
19.
Мой рассудок талдычил как заведенный, что ничего ведь страшного не случилось. Что так и должно было быть. Что я прекрасно понимала, на что шла. Что мне не о чем грустить и не на что обижаться. Что прошло всего пара суток, и за такое короткое время невозможно ни влюбиться, ни решиться что-то изменить. Мой рассудок…
Да кто его слушает вообще?!
Было чертовски больно. И обидно, и мерзко, и тяжело. Тело скручивало глухими рыданиями, не приносящими никакого облегчения, только голова разболелась еще сильней, и на грудную клетку будто опустили неподъемный камень, мешающий нормально вздохнуть. Лицо неприятно горело. Резало в глазах. В голове крутилось бессмысленное по сути, но очень навязчивое слово " предательство". Сложно было анализировать саму себя и свое состояние.
Просто до тошноты плохо и всё.
И казалось, что надежда на будущую счастливую жизнь умерла для меня именно сейчас. Что я все потеряла, всё сделала не так. Сама все испортила. Сама. Что череда моих глупых необдуманных поступков привела меня в это место, в этот день, в этот миг, в котором так выжигает все внутри. Дотла.
Сквозь марево вязких, малосвязанных тяжелых мыслей я прекрасно осознавала, что плачу не только и не столько по Хабибу. Что он лишь послужил последней каплей, чтобы я погрузилась в бездонное море своей тоски.
Сейчас вспоминалось всё. И тяжелые отношения с отцом, и ранящие, ужасные слова, которые мы друг другу говорили. И мои горькие слезы, когда я узнала, что его больше нет, и я уже никогда не смогу попросить у него прощения, сказать, что во многом была не права.
Вспоминался страх новой жизни без отцовской защиты, ощущение ненужности, которое изводило меня тогда, глупые и необдуманные попытки прибиться хоть к чьему-то берегу.
Вспомнился мой поспешный брак с человеком, который совсем мне не подходил, молчаливое и тягостное осуждение родных.