Пепелища – остатки сожженных изб – располагались вовсе не кучно, а в разных концах деревни. Меж проплешинами гари виднелись вполне себе целые дворы с избами, овинами, пилевнями и всем прочим. Даже заборы не обгорели! Ну, да – строились вольготно, и расстояние между дворами было довольно-таки большое. Проплешины же выпалывались, пропахивались даже! Даже вон свежая вспашка… Умно! Ничего не скажешь – умно. Интересно, это кто ж приказал? Староста?
– Не, не староста, – сообщил первый же попавшийся отрок. – То Анемподист, тиун господина нашего, боярина Гюряты Степановича Собакина!
– Я-асно! Смотрю, тиун-то ваш – голова!
– Не голова. Указчик! Стро-огой…
– А ты-то сам кто?
– Телятниковы мы… Я – Горька.
– Горька… А скажи-ка, Горька, как это тиун ваш так вовремя подгадал? А что раньше-то тоже вот так меж дворами пропахивали?
– Не, господине. Токмо в это летось.
– Я-асно… Что ничего не ясно… Ты ступай себе, отроче, ступай… Хотя постой-ка! Много у вас в полон угнали?
Староста Еремей, конечно, огласил цифру… Но всегда лучше проверить из иных источников…
– Почитай, почти что полсорока душ, господине. Отроцы да девицы.
Отроцы да девицы… Ясно – таких быстро можно продать. И не так уж и дешево. Особенно девиц… Что же касаемо количества… Староста тоже примерно такую же цифру называл – полторы дюжины. Ну да, с чего б ему врать-то?
– А что, ты-то сам набег помнишь?
– Ой, господине! Не приведи Господь! – мальчишка округлил глаза и перекрестился. – Налетели, откель ни возьмись, все конны, оружны…
– Немцы?
– Может, и немцы… Не-е! Без крестов были. Орденские же немцы – все в белых плащах, с крестами…
– Литовцы тогда?
– Могли и они… Жалости не ведали, хорошо, у нас ворота крепкие, да и тын! Не от лихих людей – от волков да медведей. Мы-то на самой околице – эвон! – отрок указал рукой.
Добротная изба на подклети, тын – сажени полторы, ворота дубовое… С наскока не возьмешь! Впрочем, если поджечь, то…
– А-а… Откуда вражины-то налетели?
– Так с околицы ж, мимо нашего дворища!
Мимо… Ас чего бы мимо-то? Заранее рассчитали, куда идти? Или просто не хотели терять людей на штурме?
– От реки пришли, с Наровы. Тонников наших сперва перебили – сторожу… Ой, господине… – парнишка вдруг замялся. – Мне бы к стаду пора… А то коровки-то…
– Н-ну, иди, – милостиво разрешил Кольша. Все одно от тебя толку нет… Кого б потолковее, поприметливей…
– А к тоням-то как пройти-проехать?
– А вон… мимо нашей избы, а дале… Дале б показать надоть… Эвон, девки наши, телятниковские. Верно, за ягодами… Их и попрошу… Эй! Эгей! Тонька! Тошка, чтоб тебя!
Тошка наконец оглянулась. Худенькая такая девочка, тонкорукая, тонконогая, босая. Темно-русая коса да синие – в пол-лица – глазищи. Обычная себе девочка. С плетенной из коры-лыка корзинкою. Правда, браслетик на запястье серебряный. Холопы – но зажиточные. У умного хозяина таких много. Ну, правильно – коли холоп не беден, так богат и хозяин!
А коли б всю деревню пожгли? Прямой боярину Собакину убыток! И еще какой! И так-то…
Почему ж только одних нищих пожгли, поубивали? А в полон всех, кто под руку попался! Отроков да девиц…
– Тошка!
– Чего орешь-то? Не видишь, подошла уже… Ой, господине! – девочка поклонилась. – Меня Антониной звать. Телятниковы мы. Эвон – сестрицы…
Тошка указала маячивших в отдалении совсем уж мелких девчонок – лет по пяти, семи… Тоже, между прочим, с корзинками… Экие ягодницы! Хотя правильно – с юных лет помощницы…
– А я – тиун, Николай… Господином Псковом прислан!
– А! Дознанье вести! – вмиг сообразила девчонка. – Ужас, какой набег был! Многих подружек моих полонили… Да почти всех…
Тошка тяжко вздохнула…
– Лельку, Колядку, Настену… Эх! Еще отроцев… Мы в ночном были, коней пасли… Я-то схоронится успела – не нашли!
– Дорогу господину тиуну покажи. На тони, – важно перебил Горька.
– А-а…
– А сестриц я с собой заберу. На луг. Там рядом земляники – пропасть!
– Ну, а я пока за конем… – вмиг озаботился посланец.
Тошка глянула прямо ему в глаза:
– Не надо коня, господине. Там короткая тропка есть – ей и пойдем. Лесом… Правда, коли тебе без коня невместно…
– Ничего, – улыбнулся Кольша. – И без коня прогуляюсь. Надеюсь, не заплутаем.
– Ну, не-ет.
– Дуй, ветер! Шумите, деревья… О, великий Перкунас, скоро ты будешь рад… Несомненно рад… Очень-очень скоро… уже сейчас… вот…
– А ты забавный! – обходя поваленное ветром дерево, обернулась Яна. – Все время бормочешь что-то себе под нос… Это у вас в Ма-аскве так принято?
– Ну-у… – поняв глаза, Йомантас широко улыбнулся. – Иногда. Ну, вот, пришли…
– Развалины тут одни, – огляделась девушка. – Собаки еще… Жесть!
Жрец тут же прогнал стаю – не время было еще.
– Кыш!
– Ну, надо же – послушались! Ну, в-а-абще! Ой… Ты ж меня фоткать будешь, верно?
– Верно! – Литовец достал из сумки фотоаппарат.
– Вот этим? – покривила губки Яна, глаза ее презрительно сузились. Ну, что сказать – девушка цену вещам знала. – Вот этой рухлядью?
– Зато надежно! Встань, пожалуйста, вот сюда…
– Нет, подожди! Я – в этой рубахе? У меня гуччи в машине… маечка… Пойду, переоденусь… Жди!
– Да не надо… Постой! Стой, кому говорю?