Это вовсе не был чистый пиар… хотя и не без этого тоже… Тем не менее все шло от души, Довмонт знал это и знал, за что его в Пскове любят, уважают и чтут. Вот в том числе и за это, сегодняшнее…
– Ну, что там с людокрадами? – отпустив отроков и дев, князь посмотрел на сыскных. Несмотря на поздний час, работа его продолжалась…
– Да вы садитесь уже! В ногах правды нет…
– Всех почти взяли, – послушно усевшись, доложил тиун. – Старшой их, Флегонтий Рыло, ушел.
– Почему?
– На трех насадах пришли людокрады. Четвертый же Флегонтий Рыло нанял тайком.
– А вы прошляпили!
– Прошля…
– О том не прознали!
– Прознали… да уже поздно, – Степан Иваныч угрюмо покивал. – Наша вина… упустили.
– Хорошо, хоть полон не упустили! – язвительно усмехнулся Довмонт. – Что пленные?
– Про четвертую ладью они и сказали. Флегонтий Рыло – хитер. Своим мало что говорил… Одначе…
– Одначе? – князь вскинул глаза и велел слугам принести квасу.
– Одначе есть один человек, – склонив голову набок, тиун хитро прищурился и замолк – верно, задумался, как лучше сказать.
– Ты, Степан Иваныч, глаза-то не щурь – говори, коль уж начал! – подогнал князь.
– Так и говорю… Человеце один… вроде бы как у Флегонтия помощник. Так другие показывают… Поймали. Пока что молчит.
– Молчит?!
– Говорю ж, княже – пока! – сыскной покачал головой. – Не человек, говорят – зверюга еще тот! Самолично девок примучивал.
– Примучивал, говоришь? А ну-ка, давай его сюда! Пущай прямо из поруба и доставят… Гинтарс! Что там наши-то девы, помылись?
Евлампий Чубрак – так звали «зверюгу». Хотя по виду ничего в нем звероватого не было. Ни густых сросшихся бровей, как у какого-нибудь языческого волхва, что, говорят, объявились не так давно в Новгороде, ни крючковатого носа, ни глубоко посаженных глаз, ни длинных, почти до самой земли, ручищ – ничего такого. Мужик, как мужик – обычный. Роста среднего, неприметное лицо, борода черная, не особо густая, разве что в плечах широк да жилист, силен – не отнимешь.
И как привели, вовсе Чубрак не молчал – говорил, правда, все больше не по делу…
– Флегонтий? Не-е, никому он не доверял, и мне – тоже. Потому, верно, и жив до сих пор… Не, не, никаких таких тайн не ведаю. Куда направился? А Бог его знает. Мне он ничего не говорил. А хотел вроде как в Кафу… или в Полоцк. Говорю ж – хитрый. Люди его? Какие такие люди? Может, в деревнях и есть… и во Пскове… Так только людишки те одному Флегонтию ведомы! Что он, дурень, кому-то о них говорить?
Вот так вот всю дорогу… Не знаю, не видел, не ведал…
– Гинтарс! А ну, веди сюда дев…
Девчонки – Граня со Зденькой – вошли, поклонились. Распаренные, щечки красные, рубахи новые, льняные…
Довмонт улыбнулся да кивнул на задержанного:
– Этого знаете ли?
– Этого? – Переглянулись девы. Нехорошо переглянулись, недобро… Хоть и учил Господь врагов своих спасать, да у этих, видать, не отлегло еще. Слишком уж мало прошло времени.
– Вижу – узнали, – недобро прищурился князь. – Побудьте в сенях пока…
Не только на девушек смотрел сейчас Довмонт, но и – больше! – на Чубрака. Видел – испугался тот, испугался не на шутку! Дернулся, как дев увидал, в лавку вжался.
– Наверное, я тебя этим девам отдам, – отхлебнув квасу, Довмонт светски улыбнулся и пригладил бородку. – Коли уж ты с нами толком говорить не хочешь… А они, мнится мне, вопросы к тебе имеют… А?
– По Кузнецкой улице третья от угла усадьба, – быстро проговорил Евлампий. – Три раза постучать в ворота… Передать поклон от Нимфея. Это тайное такое слово. Хозяин – Флегонтия верный человек, зовут Олисей Крюк. Левая рука у него – корявая. Сам я с ним не знаком, слово к нему дал хозяин.
– Флегонтий Рыло?
– Он.
– Хорошо, – бесстрастно кивнул Довмонт. – Продолжай. Слушаю дальше.
– На пристани есть такой перевозчик, Ероха Пучок… На Застенье подмастерье… В Онисимове – деревня такая – Герасим-смерд…
– А в Реготове, Ромашкове, Костове? В Овинцеве, может быть?
– Про эти деревни не слышал.
Похоже, не врет. Раз уж во Пскове всех выдал… Или все же не всех?
– Степан Иваныч, Кирилл… Что делать, знаете… Да, девы там как? Не замерзли ли?
– Кое-что видел еще… – услыхав про девушек, тут же припомнил Чубрак. – Во прошлую седмицу как раз мимо тех деревень проходили… Так на броду встречался Флегонтий с рыцарями!
– Откуда то ведаешь? – насторожился Довмонт. – При сем присутствовал?
– Нет. Но видел. Издаля. Трое их было. Оружны, в кольчугах, с черными крестами… Один – чернобородый – за главного. Я его как-то в замке видел… Мы туда зерно привозили – продать.
– Что за замок?
– Швеллин.
– Швеллинское комтурство, – задумчиво протянул князь. – Не то, чтоб рукой подать… но и не шибко далече… О чем говорили – не слышал?
– Нет…
Тут, как раз вовремя, в горницу заглянул Гинтарс:
– Дев еще держать, княже?
– Да, пожалуй, пусть еще подождут…
– Еще кое-что, господине… – Евлампий тотчас встрепенулся, вспомнил. – Мыслю – важное…
– Мыслит он… Мыслитель! Ну, говори уж!
– Мы сперва хотели… Ну, то есть Флегонтий хотел… Хотел не только в Реготово, но и в Костово заглянуть…
– За девами?
– Так…
– И что же не заглянули?
– Мыслю – после того разговора, на броду. С рыцарями.