«Теперь уже установлено, что в самых значительных и волнующих произведениях итальянского неореализма, прежде всего в работах Росселини и других, глубоко ощущаются хорошо усвоенные уроки Довженко. Довженко показал много оригинальных технических приемов: свободный ритм рассказа, творческий монтаж, привлечение к съемкам непрофессионалов, — но решающее значение, особенно в «Земле», имел внутренний. замысел художника, его увлеченное и правдивое повествование о новом, о тяжкой человеческой судьбе, его изображение природы, его проникновение в психику людей, освободившихся от феодального гнета и рабства»[51].
Английский искусствовед, член Британской киноакадемии Эрнест Линдгрен в книге «Искусство кино»[52] говорит, что открытия русских режиссеров в области теории монтажа подняли кино от абстрактного копирования природы до высот искусства. И, называя примеры, он также ставит «Землю» вместе с фильмами Эйзенштейна и Пудовкина в ряд картин, представляющих собою «вершину, которой достигло немое кино как искусство».
И наконец, один из крупнейших исследователей кино, француз Жорж Садуль, определяя в своей «Истории киноискусства» место фильмов Довженко в ряду шедевров мирового кино, подчеркивает их национальное своеобразие, которое как раз и проложило им дорогу к успеху на мировом экране, сделало их подлинно интернациональными. «Довженко — украинец, и это накладывает отпечаток на его творчество», — замечает Садуль[53]. И дальше говорит о «Земле»:
«Та среда, изображение которой не удавалось Эйзенштейну, находила идеальное выражение в фильмах крестьянина Довженко. Он принес в свою «Землю» страстность большого художника-живописца; некоторые живописные лейтмотивы этого фильма потрясали своей искренностью: пахотное поле под огромным, затянутым облаком небом; волнующаяся под солнечными лучами нива; яблоки, смоченные осенним дождем; подсолнечник, национальный цветок Украины…»[54].
Жорж Садуль, так же как итальянские историки, говорит и о воздействии «Земли» на зарубежных мастеров кино: «Это произведение Довженко оказало глубокое влияние на молодых кинематографистов Франции и особенно Англии. На лиризме этого фильма учились документалисты…»[55].
На многих из первых зарубежных просмотров «Земли», устроенных для узкого круга кинематографистов-профессионалов, присутствовал и сам Довженко.
Он получил от Наркомпроса Украины заграничную командировку и отправился по знакомому пути: через Негорелое и Варшаву в Берлин.
На этот раз впервые он ехал туда не по службе. Не надо было думать о портфеле с дипломатическими документами.
Всего шесть лет прошло. В тот раз он возвращался той же дорогой из Берлина в Харьков, не имея представления о том, каков будет его завтрашний день. Стал художником. Теперь и это кажется давно прошедшим. Надо будет в Берлине опять походить по выставкам, заглянуть в Кюнстлерхильфе, повидаться с друзьями. Как чувствует себя старый Цилле? Остался ли кто из прежних сослуживцев в консульстве? Странно, за эти годы он ни с кем из них не встречался. И писем не было.
Варшаву проехали ночью. На Центральном вокзале поезд стоял недолго. Он вышел. На темной Маршалковской невысокие дома. Похоже на киевский Крещатик. Ночные витрины. Сонные извозчики на перекрестке. В Аллеях Ерозолимских тоже темно; свет в редких окнах, и от непогашенных витрин еще пустыннее.
Вернулся в вагон.
Хотелось ощутить себя туристом. Как часто приходилось читать о завидной легкости чувств, какую будто бы приносит не отягченная обязанностями дальняя дорога. Но легкость не приходила.
В первый раз за последние годы у него снова не было точного представления о том, за что приниматься завтра.
Все, что ему предстояло делать в поездке, было связано с законченной работой. А что же потом?
Коробки с пленками «Земли» отправлены в Берлин заранее. Наверно, они уже прибыли. Просмотр состоится на следующий вечер после того, как он приедет. Кажется, в Бабельсберге? Живя в Берлине, он часто слышал об этом киногородке, но бывать там ему не приходилось. Самая большая студия в Европе… «Фабрика снов»… Интересно увидеть…
Его встретят на вокзале. Номер в гостинице должен быть заказан.
За всей этой непривычной бесхлопотностью длинной дороги была пришедшая К нему слава. Она опережала его и за рубежом, он не мог не ощутить этого.
Но где же пресловутая и беззаботная душевная легкость такой поездки?
Какой должна быть его новая картина?
Эта мысль вытесняла все остальные.
Еще несколько месяцев назад все было ясно. Работая над «Землей», он хотел и следующий свой сценарий писать о жизни села, снова снимать в Яреськах, еще раз — по-иному и глубже — показать на экране то, что всего ему Дороже и ближе.
Ему хотелось возвратиться в собственное детство, посмотреть на себя, босоногого, сегодняшними глазами и оттуда со всей чистотой детского взгляда заглянуть в сегодняшний и даже в завтрашний день.