Дождь

"In our islands," Mrs. Davidson went on in her high-pitched tones, "we've practically eradicated the lava-lava.	- На наших островах, - продолжала миссис Дэвидсон своим пронзительным голосом, - мы практически искоренили лава-лава.
A few old men still continue to wear it, but that's all.	В них ходят только несколько стариков.
The women have all taken to the Mother Hubbard, and the men wear trousers and singlets.	Все женщины носят длинные балахоны, а мужчины - штаны и рубашки.
At the very beginning of our stay Mr. Davidson said in one of his reports: the inhabitants of these islands will never be thoroughly Christianised till every boy of more than ten years is made to wear a pair of trousers."	В самом начале нашего пребывания там мистер Дэвидсон написал в одном из отчетов: "Обитатели этих островов по-настоящему проникнутся христианским духом только тогда, когда всех мальчиков старше десяти лет заставят носить штаны".
But Mrs. Davidson had given two or three of her birdlike glances at heavy grey clouds that came floating over the mouth of the harbour.	Миссис Дэвидсон, птичьим движением повернув голову, взглянула на тяжелые серые тучи, которые, клубясь, поднимались над входом в бухту.
A few drops began to fall.	Упали первые капли дождя.
"We'd better take shelter," she said.	- Нам лучше где-нибудь укрыться, - сказала она.
They made their way with all the crowd to a great shed of corrugated iron, and the rain began to fall in torrents.	Они последовали за толпой под большой навес из гофрированного железа, и начался ливень.
They stood there for some time and then were joined by Mr. Davidson.	Они простояли там некоторое время, а затем к ним присоединился мистер Дэвидсон.
He had been polite enough to the Macphails during the journey, but he had not his wife's sociability, and had spent much of his time reading.	Правда, на пароходе он несколько раз вежливо побеседовал с Макфейлами, но, не разделяя любви своей жены к обществу, большую часть времени проводил за чтением.
He was a silent, rather sullen man, and you felt that his affability was a duty that he imposed upon himself Christianly; he was by nature reserved and even morose.	Это был молчаливый, мрачный человек, и чувствовалось, что, стараясь быть любезным, он только выполняет возложенный на себя долг христианина; характер у него был замкнутый, чтобы не сказать - угрюмый.
His appearance was singular.	Его внешность производила странное впечатление.
He was very tall and thin, with long limbs loosely jointed; hollow cheeks and curiously high cheek-bones; he had so cadaverous an air that it surprised you to notice how full and sensual were his lips.	Он был очень высок и тощ, с длинными, словно развинченными руками и ногами, впалыми щеками и торчащими скулами; при такой худобе его полные чувственные губы казались особенно удивительными.
He wore his hair very long.	Он носил длинные волосы.
His dark eyes, set deep in their sockets, were large and tragic; and his hands with their big, long fingers, were finely shaped; they gave him a look of great strength.	Его темные, глубоко посаженные глаза были большими и печальными, а красивые руки с длинными пальцами наводили на мысль о большой физической силе.
But the most striking thing about him was the feeling he gave you of suppressed fire.	Но особенно поражало вызываемое им ощущение скрытого и сдерживаемого огня.
It was impressive and vaguely troubling.	В нем было что-то грозное и смутно тревожное.