Дождь-городок

Невольно я сравнивал ее с Викой. Нет, Светлана по-прежнему была неотделима в моих глазах от Андрея, как и себя я не мог отделить от Вики. Думал я о том, что Вика, такая щедрая на ласки, собственно, совсем не нуждается во мне. Ведь ей ни разу не захотелось прижаться ко мне и заплакать. Среди горьких минут, пережитых Викой, не было таких, когда бы она не могла справиться с собой, И я решил, что не скажу Вике о том, что произошло у Ступаков. Но Светлана тоже никому ничего не скажет. Значит, случилось такое, что останется только между нами. И я не знал, радоваться этому или тревожиться.

А кот в ногах спокойно мурлыкал. Мудрый кот понимал, что жизнь еще только пощелкивает меня по носу, и все это пока скорее неприятно, чем по-настоящему больно.

*

Утром в учительской я увидел Светлану и Андрея, как обычно разговаривающих с учителями, и ночные события показались мне менее драматичными. Я поздоровался и отошел в сторону, подумав только, что будет лучше, если на время перестану бывать у Ступаков.

С этой мыслью я стоял у окна, когда в учительскую вкатил свой животик Тарас Федорович. Секунду он покачал им в дверях, потом ловко подхватил ремнем и помчался ко мне.

— Поздравляю!

— С чем это? — спросил я, тоскливо улавливая в его голосе знакомое раздражение, без которого завуч не обращался ко мне в последние дни.

— Бандура на вас жалобу написал!

— Забавно.

— Не вижу ничего забавного. Очень стыдно.

— Ему?

— Нет, вам должно быть стыдно!

— Почему? Вы же сами возмущались…

— Да, я возмущался, но я педагог и рукоприкладство под защиту не беру. А вы осмелились защищать мордобой от имени школы!

— С Бандурой я говорил только от своего имени…

— Скажите, пожалуйста! От своего имени! А кто вы такой? Частное лицо или представитель коллектива?

— Представитель коллектива…

— Вот и отвечайте теперь перед Борисом Матвеевичем.

— Разве Борис Матвеевич коллектив?

— Неуместная шутка, очень неуместная!

Я вошел в кабинет.

Собственно, это была даже не жалоба, а крик души оскорбленного в лучших чувствах честного человека, гневный вопрос:

«С каких пор в советской школе стали защищать мордобой? Я об этом никаких указаний не читал…»

Тут я улыбнулся. Значит, вся беда в том, что били без указаний!

«…не читал, а потому требую разобраться с молодым учителем, который от имени советской школы берет под защиту хулигана».

— Вот видите, к каким последствиям приводят наши ошибки? — спросил Троицкий, когда я дочитал до конца.

— Вы хотите сказать «мои ошибки»?

— Нет, я хотел сказать «наши». Вы представляете школу, и школа отвечает за вас.

Это я уже слышал от завуча.

— За что же отвечать? Просто вздорное письмо не особенно умного человека.

— Ну что ж, постарайтесь опровергнуть его. Напишите подробную объяснительную записку.

Я посмотрел на директора, и он спокойно выдержал мой взгляд.

— Хорошо, — сказал я. — Если это необходимо…

Сначала я хотел написать коротко и зло. Что-нибудь вроде: «Мало получил этот пакостник», но, когда сел за стол и положил перед собой лист бумаги, немного поостыл. Все-таки сдержанный и почти доброжелательный тон Троицкого здорово сбивал меня с толку. «Ладно. Напишу подробно», — решил я. Начал и увлекся. Мне захотелось аргументированно доказать, что люди, подобные Бандуре, — это ядовитые грибы. Разлагая своих детей, они бросают в землю семена, которые поднимутся густым сорняком и будут душить чистый посев.

Я исписал не один черновик, пока получилось так, как хотелось. Мне даже показалось, что написано здорово, и, довольный собой, я великодушно признал:

«Возможно, я поступил непедагогично, показав, что одобряю поступок солдата».

Однако закончил твердо:

«Но не это главное. Главное — всеми силами бороться с уродливым воспитанием в семье. Считаю, что школа должна обратиться по месту работы Бандуры и разъяснить там недопустимость его поведения».

Я засиделся за своим словотворчеством допоздна и, когда закончил записку, почувствовал, что безумно хочу спать, а нужно было еще составить конспект к завтрашним урокам.

Конспекты я писал аккуратно. Тарас Федорович даже демонстрировал их в учительской как образцово-показательные.

— Вот посмотрите! Не мешает и более опытным товарищам так готовиться!

Но в тот вечер усталость сморила меня, да и тема была хорошо знакомая. Поддавшись слабости, я решил, что ничего страшного не случится, если я и не распишу завтрашний урок в тетрадку по минутам.