Дождь на реке. Избранные стихотворения и миниатюры

Мою каталку ввозят в колоноскопическую процедурную
на процедуру, к которой меня готовила целая ночь
ЖК-лаважа посредством несуразно именованного
                     слабительного «Ступай-налегке»,
за которым последовали две клизмы с водопроводной водой,
очистившие мой пищеварительный тракт
                     до того тщательно,
что я воображаю — кишки мои блестят хромом,
                     как на автопараде, —
блестят, то есть, за вычетом крови, что привела меня сюда,
ибо я растерял половину своих эритроцитов, покуда
доковылял до приемной неотложки, выйдя на траекторию,
что приземлила меня за съехавшимися дверями
                    Центра Колоноскопии
и навязала мне осознание, что тело мое снашивается,
а также признательность за расхожую мудрость, которая
                 лупит в самую точку:
                                                Старость — не для слабаков.
Я знаю, мне, кто истратил немало души и духа на борьбу
с теми, кто своей силой держит прочих в бессилии,
теперь надлежит сражаться с этим слабеющим телом,
                 пронесшим меня
и спотыкливо, и строптиво
через секс, наркотики и рок-н-ролл,
оно оставалось верно своим находкам, когда
                 мегафоны хрипели:
                                           «Расходитесь или вас арестуют», —
онемело гнулось под ударами полицейских дубинок,
однако все вихрилось водой от касанья любимой,
тело, что вынесло этот взрыв, когда я пустился
в роскошно безумное приключение под названием
                «осознание»,
не только движитель, но и смысл, корпус собственной
                метафоры,
3-мерная тренога для кинокамеры души,
и после безрассудных десятилетий излишеств и небреженья —
мчим на авось, мчим на скорость, —
Время без сожалений отзывает свои векселя,
и я понимаю, что жизнь моя до сего момента вдруг
                свелась вот к чему:
мне в зад сейчас засунут миниатюрную камеру,
что, несомненно, предпочтительнее смерти,
но это первое глубокое унижение, сопутствующее
                неизбежному тлену,
и впервые с тех пор, как я был маленьким,
                мне так беспомощно.
Однако почти тут же мне помогает анестезиолог,
который закачивает мощную смесь «демерола» и «верседа»,
наркотика, разбодяженного гипнотиком, через
                капельницу в меня, вменив, и я, так
точно, я растворяюсь,
озеро перемерзает сверху вниз,
и толком не понять, почему, этот дерзкий пятилетка
                у меня внутри
впивается в неистовое достоинство в ядре ярости,
а я с неколебимым восторгом понимаю,
что моя воля сражаться сильней моей хиреющей плоти,
и в этот вот миг затмения мне является виденье:
я и тысячи мне подобных, орды психоделических реликтов,
бухих мечтателей, пантеистов с даосскими наклонностями,
троцкистских бандитов с изумрудных холмов,
мы стоим все вместе —
морщинистые, искореженные, сношенные, ощипанные,
стареющие и немощные, однако почему-то — неукротимые,
и бьемся насмерть за то, что любим и что никуда не девается:
за семью, за друзей, свободу, справедливость и древние леса.
Так внемлите же, вас предупредили, главы корпораций
             и алчные псы у них на побегушках,
слившиеся вместе олигархи, спеленатые неразберихой
             бюрократов и продажных политиков,
вы связываетесь с нами на свой страх и риск,
не говоря о наших зубных протезах, что вопьются вам
             в жирные жопы, как сбрендившие
             кусающие черепахи;
Коридоры Власти станут предательски скользки
             от наших длинных слюней с раскисшими хлопьями;
мы взломаем вам лэптопы по старинке — тростями,
             костылями, ходунками, топорами, кувалдами,
             что бы ни попалось под руку;
Эмфиземная Бригада, бездыханная после десятков
             лет «Лаки-Страйков» и убойной травы,
забьет вас до потери пульса кислородными баллонами;
стоит вам представить очередной глобальный
             проект борьбы с мировым голодом,
             заготовленный их проститутками-учеными,
мы вас заглушим сварливыми воплями «А? Ч-чё?»;
влезете нам в тарелку — будьте готовы защищать
             свою лицемерную срань, не то нашлепаем вас
             по кумполу промокшими подгузниками
или удавим катетерами, а то и веревкой, сплетенной
             из чудовищных волос,
что теперь растут в странных местах у нас на теле —
             в ушах, на бровях, локтях, сосках, —
а если не поможет, привяжем вас, распялив, к этому
            вашему столу, что больше кухонь у многих из нас,
и отмутузим калоприемниками
(а если нам и половины сил, что была у нас в юности,
            не достанет,
изощренность, уверяю вас, утроит действенность
            их применения
для надирания жоп у систем, убивающих душу);
если ж ничего не поможет, мы созовем Всеобщую
           Забастовку,
после чего устроим массовую оккупацию ваших
           помпезных штаб-квартир,
где заставим вас выслушать все наши телесные жалобы:
как снашиваются наши сердца и печенки,
а терпенье уже истерлось до дыр, —
да, мы вынудим вас слушать нас, старых пердунов,
           нескончаемыми сменами,
что в бесконечных подробностях станут описывать
           наши разлития желчи, ЭКГ, ЭЭГ,
           результаты томографий,
клинических анализов крови, работу печени,
           вросшие ногти и все особенности стула
           за последние две недели,
и в общем и целом доведут своим нытьем вас
           до безумия, если не исправитесь.