Дождь: рассказы

— Что такое? — воскликнул дон Лопе. Он негодовал. Какой дурак подвергает его детей риску, заставляет произносить подобные вещи? — Что такое?

Испуганные дети едва осмелились выговорить:

— Мы уроки учим по конституции. Это конституция, папа.

— Какая конституция? Видана ли такая глупость? Чтоб я никогда больше не слышал ничего подобного. Ни слова чтоб не слышал! Как вам не стыдно? Кто этот ваш учитель? Какой-нибудь полоумный бакалавришка. А может, и шпион. Провокатор. «Республика и конституционное правление». Нарочно, вроде бы так, между прочим, а сам уши навострит, что дети скажут, как начнут толковать, глядишь, и повторят, что дома слышали.

Из столовой вышла жена.

— Тебе следует больше заниматься детьми. Их заставляют делать страшные вещи.

— Что случилось? Что с тобой?

— А то, что я один понимаю, какой опасности мы подвергаемся. Ты не понимаешь ничего. И никогда ничего не понимала.

Жена разразилась громкими рыданиями.

— Какой ты злой. Говорить такое и как раз сегодня, я же тебе сюрприз приготовила — нашла новую кухарку.

Дон Лопе возмутился:

— Новую кухарку? Чужой человек в доме? Незнакомая женщина, будет подслушивать, вынюхивать, выслеживать, разузнавать. Какая глупость! Она и сегодня, наверное, подслушала, что дети говорили, и, конечно, уже доложила. Молчать, молчать всем, не произносить ни слова.

Дон Лопе чувствовал: туда, внутрь, больше вместить ничего нельзя. Места нет. Сейчас все выплеснется наружу. И взорвется. Дети глядели на него в страхе. Жена всхлипывала.

Остановившись на пороге своей комнаты, он крикнул:

— Сейчас же еду в поместье. Я должен ехать. Приготовьте вещи.

Прибыв в поместье, дон Лопе тотчас же приказал седлать мула и отправился в путь. Хотелось мчаться, лететь во весь дух, и казалось, что мул шагает необычайно медленно. Он даже решился пришпорить его. Мул поднял повисшее ухо, но шаг не ускорил.

— Не знаю, что с ним сегодня.

Дон Лопе продвигался по дороге вверх по склону среди полей и кофейных деревьев, то и дело оглядывался, внимательно всматриваясь, не едет ли кто за ним, нет ли кого поблизости. Наконец он взобрался на холм, спешился, пригнул к себе повисшее ухо мула и приготовился говорить. Но сказать надо было так много, что он не знал, с чего начать. Известия, толки, доверительные сообщения, тайные разоблачения теснились в голове. Такой-то оказался шпионом, заговор разрастается, арестованы еще трое, из тюрьмы прорвалась записка, где перечисляются имена тех, кого пытали в тот самый день. Вдобавок душило негодование, давила долго сдерживаемая ярость, терзало страстное желание выкрикнуть во весь голос все, что накопилось внутри. Наконец дон Лопе заговорил дрожащим задушенным голосом, слова походили больше на вздохи, на предсмертное хрипение:

— Долой тирана. Смерть тирану. Долой тирана. Смерть тирану. Долой тирана. Смерть тирану. Долой тирана. Смерть тирану.

Теперь он дышал всей грудью, слова гремели как горный обвал, били как удар молота, звенели как колокол.

В глазу мула дон Лопе увидел себя, маленького, с большой головой, круглый темный рот походил на тот же глаз мула.

— Долой тирана. Смерть тирану.

Стало легче. Только почему у мула такие большие уши и седые жесткие волосы торчат на шее, почему он двигает челюстями? Мул обнажает большие желтые зубы, словно собирается что-то сказать. И шкура мула, помятая, грязно-бурого цвета напоминает потертый старый костюм. Мул похож на человека. А может, человек спрятался внутри мула? Переоделся мулом? Превратился в мула? Седые пряди, волосатые большие уши, жующие челюсти… Мул похож на человека. На человека, о котором дон Лопе не хочет вспоминать.

Дон Лопе вскочил в седло, отчаянно шпоря мула, пустился в обратный путь. Он торопился. Измученный мул несся галопом, хрипло дышал. Уши его беспомощно болтались; ветки хлестали дона Лопе по лицу, он даже не пытался отводить их.

Въехал во двор поместья. Во дворе стояли четверо, ждали дона Лопе. Старые кривые сабли висели на грязных шелковых перевязях, пересекавших грудь. Начальник тайного сыска и трое его помощников.

— Чем могу служить? — все-таки спросил дон Лопе, слезая с седла.

Сомнений нет — начальник похож на мула. Дон Лопе погиб. Никто не спасет его.

— Мы за вами, дон Лопе, на дознание.

Мул говорил человечьим голосом.

— На дознание? Меня?

— Да, вас.

— Дознание… Какое?

— Не знаю. Я только выполняю приказ. Там скажут. Пошли.

Дон Лопе знал, что его ожидает. Ничего они не станут у него спрашивать. Отведут прямо в тюрьму. Сорвут одежду. Бросят в камеру. Все давно известно.

Дон Лопе опустил голову. Покорный, обессиленный, подошел к агентам. И вдруг, охваченный внезапным ужасом, оглянулся. Мула во дворе не было. Дон Лопе пошатнулся, стал падать, агенты его подхватили…

Враг

Сержант шагал по верху стены, отвесно спускавшейся в море. Всякий раз, когда волна разбивалась о стену, доносился глухой грохот и вздымалось облако соленого пронизывающего тумана, мутившее чистое, прозрачное утро.