Дождь: рассказы

От самых кокосовых пальм на берегу расстилалось до горизонта открытое необъятное море. С одной стороны едва вырисовывались у пристани две шхуны, над которыми бился по ветру желтый флаг инсургентов, такой же, какой развевался над крепостью, омываемой прозрачной волной ветра, что разбивалась, как и морская, о высокий склон горы, поднимавшейся за городком. Сержант был мал ростом, крепок, из-под пестрого платка, которым он повязал голову, падали на лоб глянцевитые гладкие волосы; сержант встряхивал головой — волосы спускались на прищуренные спокойные проницательные глаза. На боку у сержанта висела сабля, тащилась за ним, позванивая по камням.

Часовой, шагавший навстречу, вытянулся по стойке «смирно».

— Сержант Тунапуй, все в порядке.

Сержант откозырял — будто резко ударил себя по лбу, зашагал дальше. Для солдата все в порядке, ничего нового, ну а для сержанта новость имеется, и весьма серьезная. Такая необычайная и важная, что сержант всячески оттягивает выполнение полученного приказа. Вся крепость, все, кто в ней есть, люди, которые просыпаются сейчас от сладкого сна, вступают в туманное утро, содрогнутся, шарахнутся в испуге, как стадо козлят, когда начинается гроза и гремит первый гром. Сержант Тунапуй пас раньше коз, ходил следом за остро пахнущей блеющей отарой; тогда и научился он молчать и криком или ударами подчинять себе стадо. Но это было давно, до войны, в те времена ни один человек в его деревне, что раскинулась в далекой долине, ничего не знал про другую жизнь, и дни тянулись будто века. А после дни стали быстрыми, пестрыми, как птицы, щебечущие на ветках эритрины. Ни один не походил на другой, и все были полны событиями, переменами, дальними дорогами и страхом смерти.

Теперь сержант шел над двором тюрьмы. Остановился и какое-то время — ему показалось, что долго, — смотрел сверху на пленных. Во дворе под солнцем и в темных дырах камер топтались люди, как козы в загоне. Лечь было негде. На некоторых виднелись еще остатки мундиров. Большинство же — полуголые, в изношенных, выцветших, обвисших штанах. Пахли эти люди не так резко, как козы, от них шел мягкий липкий запах детства, запах потной одежды; и еще шел снизу глухой гул — храп, бормотанье, молитвы.

Пленных было немало, но в тесном дворе казалось, будто их еще больше. Маленькие глазки сержанта глядели жестко, на всех сразу, не останавливались ни на ком в отдельности. Рот его наполнился горькой слюной, и сержант сплюнул: эти все, что внизу, — консерваторы, дьяволы в красном, солдаты короля. Сержанту не раз приходилось иметь с ними дело, он помнит короткие жестокие схватки, треск ружейных выстрелов, бешеную скачку. Помнит, как падали, раненые или убитые, шедшие рядом товарищи, как сами враги тоже падали мертвыми в пыль, раскинув руки. Будьте вы прокляты, подлые враги! Сколько деревень превратили они в пепелища, сколько раз видел сержант грифов, круживших над полями, по которым прошли консерваторы. Из страны, где правит король, приплыли они на больших кораблях, одетые в красные мундиры, в высоких шапках, поблескивая штыками, они пришли убивать и мучить бедных людей. Чтобы бедные люди жили спокойно в своих деревнях, трудились на своих участках, пасли свои стада, надо перебить врагов всех до одного.

Сержант видел врагов вблизи только в бою и еще — пленных. От жары они все красные, будто сырое мясо, и речь у них другая, не так говорят добрые люди в наших краях. Слова шипят и шуршат у них в глотке как змеи в лесу, когда близится пожар.

Один майор научил сержанта узнавать врагов, когда они пытаются притвориться своими. Стоит лишь приказать произнести слово «апельсин», и сразу все ясно. От свистящего змеиного звука «с» слово становится совсем другим, не похожим на то круглое, нежное, которым у нас называют золотой плод, переполненный соком.

Это — консерваторы. Это — враги. Война идет уже много лет, потому что никак не удавалось покончить с ними, но теперь уже скоро конец, мы их всех уничтожим, не оставим в живых ни одного, и тогда люди в долинах, в деревнях заживут спокойно, не будут прислушиваться к выстрелам и к конскому топоту, в страхе ожидая появления всадников с копьями.

Очень важную новость узнал сержант Тунапуй. Только что привез ему гонец приказ. Сержант выслушал его не мигая. Организовать два отряда для уничтожения пленных.

— Всех?

— Всех, — сухо отвечал офицер.

— И тех, которые в больнице, тоже?

— Тоже.

Сержант не то чтобы испугался, но все же на миг застыл и не отвечал ничего.

— Приказ выполнять немедленно. Война идет смертельная, с врагами надо покончить. Выводить по десятку во двор, где уборные, всех зарезать. Пороха не тратить ни в коем случае.

Сержант пришел наконец в себя, вытянулся, повернулся налево кругом и не спеша зашагал по стене; а после остановился и стал смотреть на толпу пленных во дворе. Все казалось спокойным: море, крепость, гора, но все сразу изменится, как только он передаст приказ, что вертится у него на языке.

Подозвал ординарца, приказал сухо: