Дождь: рассказы

Старик взглянул на жену, что беспокойной тенью металась там, на кровати; он понял, что хочется ей словами еще сильнее растравить свою боль; собрался что-то ответить, но навалилась дремота, разлилась по телу, и он закрыл глаза, провалился в сон. С первым утренним лучом Хесусо отправился осматривать участок. Шел медленно, листья хрустели под босыми ногами, как стекло. Хесусо огляделся: маис стоял сожженный, порыжевший, на редких деревьях не было листвы, один только кактус темно-зеленой вертикалью торчал на вершине холма. Время от времени старик останавливался, брал сухой стручок фасоли, разминал в пальцах — сморщенные мертвые шарики скатывались на землю.

Солнце поднималось, съедая все краски на земле. В пылающей синеве неба — ни облачка. Урожай все равно погиб, и Хесусо, как все эти дни, бродил по тропинкам без цели, отчасти по привычке, отчасти чтобы отдохнуть от злобного ворчания жены.

Гора, узкие долины, облысевшие холмы — все пожелтело от жажды, только по склону известковой полосою белела дорога. Нигде ни малейшего признака жизни; слабый ветерок, искрящийся свет. Одни лишь тени едва заметно двигались — укорачивались понемногу. Казалось, еще миг, и неминуемо вспыхнет пожар.

Хесусо шагал не спеша, то останавливался, опустив голову, словно цирковая лошадь, то разговаривал сам с собою:

— Господь благословенный! Что станется с бедняками при такой-то засухе. Ни капли дождя, а о прошлом годе какой ливень-то был, река разлилась, поля затопило, мост снесло… Ничего, видать, не поделаешь… То льет без передышки, а то нет да и нет дождя, и все тут…

Он умолк, лениво шагал в пустынной тишине, глядел в землю, и вдруг, ничего еще не увидев, почувствовал — впереди на тропинке что-то странное; поднял глаза, всмотрелся. На тропинке спиной к Хесусо сидел на корточках мальчик, маленький, худенький, пристально разглядывал что-то на земле, весь поглощенный своим занятием. Хесусо подошел неслышно — ребенок его не заметил, — встал позади, глядел сверху, что делает мальчик. По земле, виясь змейкой, текла ниточка мочи, мутная, почти уже задушенная пылью, несла несколько крошечных соломинок. Мальчик держал в замусленных пальцах муравья; бросил его в ручеек.

— Плотину прорвало… река прибывает… брууум… брууум… бруууууум… А все — бежать… и дом дядюшки Жабы снесло… и ферму тетушки Саранчи… и все большие деревья… раааз… брууууум… и тетю Муравьиху унесло…

Почувствовав взгляд Хесусо, мальчик быстро обернулся, испуганно глянул в морщинистое лицо старика, вскочил, разгневанный и смущенный.

Он был тонкий, гибкий; длинные изящные руки и ноги; узкая грудь; одет в тряпье, сквозь дыры виднеется смуглое грязное тело; лицо умное, глаза живые, чуткий острый нос, женственный рот. Старая фетровая шляпа, мягкая от долгого употребления, натянута на уши на манер треуголки; мальчонка похож на какого-то маленького зверька, ловкого и беспокойного.

— Ты откуда, мальчик?

— Оттуда…

— Откуда?

— Оттуда…

Неопределенным жестом вытянул руку, указывая на ближние поля.

— А что делаешь?

— Иду.

Ответ прозвучал высокомерно, властно, и старик удивился.

— Тебя как звать?

— Как в церкви нарекли.

Мальчик отвечал резко, враждебным тоном, и Хесусо досадливо нахмурился. Тогда, решив, видимо, поправить дело, ребенок улыбнулся, доверчиво, ласково.

— Не смей грубить, — начал было старик, но тотчас, обезоруженный улыбкой, сказал мягко: — Ты почему же не отвечаешь?

— А зачем вы спрашиваете? — с непонятным простодушием возразил мальчик.

— Что-то ты хитришь. Может, удрал из отцовского дома?

— Вовсе нет.

Старик задавал свои вопросы, не проявляя ни малейшего любопытства, монотонно, словно выполнял условия какой-то игры.

— Или натворил что-нибудь?

— Вовсе нет.

— Или выгнали тебя за озорство?

— Вовсе нет.

Хесусо почесал в затылке, сказал лукаво;

— А может, просто у тебя пятки зудят, ты и двинулся в путь, так, что ли, бродяжка?

Мальчик не отвечал; прищелкивая языком, принялся притопывать, приплясывать, покачивать бедрами.

— И куда же ты теперь идешь?

— Никуда не иду.

— А чем занимаешься?

— Сами видите.

— Порядочным свинством.

Больше старый Хесусо не нашел что сказать. Молча стояли они друг против друга, и ни один не решался посмотреть другому в глаза. Смущенный этим странным молчанием, не зная, как с ним покончить, старик пошел дальше; он шагал переваливаясь, будто какой-то сказочный зверь, огромный, неуклюжий; и вдруг, полный смятения, понял, что нарочно шагает так, хочет позабавить мальчика.

— Пошли? — спросил старик просто. Мальчик, ничего не ответив, двинулся вслед за ним.

Остановились у дверей дома; Усебия разжигала очаг. Дула изо всех сил на кучку щепок и листков пожелтевшей бумаги.

— Посмотри-ка, Усебия, — робко сказал Хесусо. — Посмотри, кто пришел.

— Угу, — пробурчала она не оборачиваясь и снова принялась дуть. Темные тяжелые руки Хесусо легли на худенькие плечи мальчика, он подтолкнул его, поставил впереди себя, чтобы жена увидала.

— Да посмотри же!

Раздраженная, она резко повернулась да так и застыла, вглядываясь в лицо ребенка слезящимися от дыма глазами.

— А?

Суровое лицо старухи постепенно смягчилось, засияло нежностью.