Дождь в полынной пустоши

Сатеник прибывала в великой аритмии ума и сердца. Не смотря на имеющиеся, кажущиеся и приписываемые ей недостатки, дурой она не была, и ясно осознавала, всякое достойное деяние, а убрать Габора из её жизни деяние достойнейшее, требует и достойного вознаграждения. Но у нее нет и взять неоткуда, ни баронства, ни земли, ни сопоставимых с ними сумм. И чем прикажите оплатить выставленный унгрийцем счет?

От ущербной отстраненности участвовать и влиять, пусть в малой доле, на события затрагивающие собственную жизнь, обостряются далеко не добродетели. Ненависть к ближним и брату, ощущалась обширным крапивным ожогом. Ни на минуту не забыться. А к отцу? О! Его Сатеник ненавидела стократ. Тот, кто мог дать все, старался отнять последнее.

— Саин Поллак, ваша целенаправленность на собственное благополучие удостоилась бы всяческой похвалы, не будь она неподобающе низменна. Я не нахожу слов выразить сколь возмутительны ваши помыслы и еще больше поступки им сопутствующие, — канонически правильно говорила фрей. Говорить по-другому не научена. А стоило бы освоить и давненько. — Возможно ли совершая их, после спокойно есть, пить и спать?

— Не могу пожаловаться на плохой сон и отсутствие аппетита. Подозреваю оттого что вершу богоугодные дела, — парировал Колин, поглядывая на Сатеник.

«Тебе не надоело? Не можешь её выставить, хотя бы пальчиком погрози!»

Как в большинстве случаев с фрей, гранда беспомощна.

«Сколько же нитей у этой марионетки?» — поразился унгриец. Мысль настораживающая, но все ли худое настолько худо, не обратить себе на пользу? Приученный плясать под чужую свирель, не заметит, спляшет под твою простенькую мелодию.

— И что позволяет вам так думать? — не желала уступать фрей. Сегодня она чувствовала себя уверенней. Те кто не против, уже — за. Латгард, Сати… Достаточно проявить твердость характера.

Тщетность благих (благих ли?) посылов прямо пропорциональна глубине омута человеческой души. Рипьер Ордена Крестильного Огня употребил бы вместо слова «омут» менее звучное «выгребная яма», но его здесь не наблюдалось. И достойно сожаления, не рипьеру выпало наставлять фрей в тонкостях людской душевной организации. По-отечески предостерег бы не замараться, а полезность определил неутешительно ничтожной. Поднятая муть, осядет не скоро, и люди вряд ли станут лучше. Вот хуже, то да! При хорошем расположении — две-три кружки глеры легко поспособствуют тому, подал бы добрый совет, опираясь на личный опыт. Кардинально поменять взгляды человека подвигнет пыточная камера, опытный костолом и его разнообразный инструментарий. В остальном, достаточно серебра и уговоров.

— Никто не знает воинств Господа, — готов ответ унгрийца. Звучит легко и насмешливо, не достигнуть потаенной цели.

Мастерство топтаться по чужим мозолям, всегда вызывало у канцлера теплейшие чувства. Эдакий феерический мондраж. А Поллак проделывал аккуратные пике, точнейшие флэт стэпы и выверенные гранд жете* по болевым точкам с ловкостью назойливой мухи. И не отгонишь, и не убережешься.

— Не обольщайтесь. Мало кому дозволено исполнить божью волю, а вам уж точно отказано в том, — выговорила фрей в назидание. Осознавала превосходство над новиком. Ей-то как раз дозволено.

— Горько слышать, — вовсе не горько Колину.

— Слово Господне лучшее утешение. Обратитесь к Святому Писанию, — готова торжествовать Арлем. Полуоборот прекрасной головки, задранный подбородок — вот бы чей профиль поместить на стену!

— А какое отношение имеет Всевышний к какому-то Писанию?

Не только в живописи, но и в жизни статичность обуславливает накопление импульса стремительным переменам. Разница в небольшом: предполагать таковые или стать их очевидцем, а лучше непосредственным исполнителем.

— Что значит к какому-то? Что значит к какому-то? — захлебнулась возмущением фрей, сделавшись личиком белее кружев нарядного сюркотта.

— Покажите мне хоть страничку из-под ЕГО пера, — предложил Колин.

Его академическая уверенность в неисполнимости просьбы подстегнула исповедницу. По обыкновению «любительница раздергивать ткань на нитки», попытались прижучить унгрийца заученной цитаткой.

— Велика вина в невежестве вставших на стезю греха, но не перетянет она вины не свернувших с неё в час своего прозрения.

— Прозревают слепые, эсм.

— А вы кто? Слепец и есть!

— Разве?

— Отчего же тогда не видите пути спасения?

— Откуда и куда?

— Откуда и все мы! Человек начинает свой путь в храме приняв крещение в купели, позже приходит с печалями и радостями, и завершает жизненный круг, догорев перед Святым Ликом поминальной свечой.

«У нее патологическое пристрастие воевать с ветряными мельницами. Подозреваю я ей замещаю такой ветряк,» — уморила Колина ругачка с фрей. Тринитарий упрекнул бы его «не метать бисер». Не метал бы без необходимости. — «Эти сидят… воды в рот набрали. Косятся, но молчат, будто кто наложил табу прекословить!»

Память выстрелила подсказкой…

— …Зачем же король присоветовал её во фрей?

— Дело не в том к кому приставить, а КОГО.

— Хочет подольше пользоваться серебром родни Арлем?

— Чего Моффет хочет, лучше не спрашивать и у него самого…