Дождь в полынной пустоши

— Только посмотрите. На будущее.

Кроус позволил заглянуть Колину в один из запертых ящиков. Не много не то, что просил. Но хороши!

— Тоджи!

— Совершенно правы, их оружие, — согласился Кроул.

В ящике лежали: улуги[50] — небольшие мечи, носимые за поясом сзади; кестики — удобные ножи и набор шивегеев — четырехгранных шилец. У всех рукояти из уру — нароста на березе и вываренной бересты.

— Если только для коллекции, — обнадежил с покупкой Колин. — А дюсаки все же присмотрите. С такой красавицей…

«Опять шлюхой обозвал,» — обиделся за клинок оружейник, но с легкостью простил. Не каждый день у него такой примечательный посетитель.

— … В тесной драке не развернешься. Так что зайду в самое ближайшее время. В самое ближайшее.

— Тальгарские дороги, — завздыхал Кроус донести до покупателя, в следующую встречу не сбросит ни полгроша.

— То, что прослужит вечность не стоит бросово, — согласился Колин.

На прощание сунул мальчишке монетку. Тот подкинул, поймал левой и шлепнул на коленку.

— Аверс! Хорошая примета!

Забрав покупки, Колин вышел из лавки и неспешно двинулся вниз по улице. Солнце, смилостивилось, выглянуло, позолотить крыши и лица людей. На душе по-особенному хорошо. Подъем настроения и желания. Все задуманное получится.

«Еще бы с рисунком разобраться. На кой она (гранда! гранда же конечно!) мне?»

— Не боишься пораниться? Или тебе не в первой? — обратился к Колину стоящий в сумраке подворотни мужчина. Он со вкусом, смачно хряпал грушу. Чавкал что свинья у корыта. Кожаный жак, меч, на голове калотта с крашенным пером цапли. Типичный наемник. За два нобля в месяц.

— Желаете поучить или испытать? — вежлив Колин с обладателем примечательного убора.

— А что? Одного мало? — почесал наемник щеку.

— Хорошему учится никогда не поздно.

От легких денег отказываются только дураки.

— Штивер и я весь твой, до ужина. Но деньги вперед, — усмехнулся наемник. Уж больно потешно парень держал оружие. Прижимал к боку.

— Платить за то чего еще не получил и получу ли? Такой глупости не допустят даже в провинции.

— Для маменькиного сынка у тебя отлично варит котелок, — наемник вытянул меч, сверкнул, рисуя круг.

Почему такая фигура? Половина юнцов города бредила великим фехтовальным секретом — магическим кругом Тибо. Овладел и можешь до конца дней своих не беспокоится об исходе любого поединка с любым противником. Круг вызывал едва ли не больший интерес, чем знаменитый удар Жарнака. О котором знали и того меньше. Никто, ни юнцы, ни маститые рубаки, ни фехтмейстеры заезжие и местные, заветными приемами не владели и понятия не имели, что они из себя представляют, но обсуждения велись постоянные.

Новый ученик на подставу не повелся. Уже не плохо.

— Начнем? Убедишься, что не зазря потратишь серебро.

Движение. Одно. Снизу вверх. Стремительное. Голова наемника отвалилась за плечо, повиснув на мышцах шеи. Кровища хлестнула фонтаном. Незадачливый учитель выронил меч, поверх упал сам.

— Превосходная вещь! — порадовался Колин шнепферу, резким взмахами сбрасывая с клинка кровяные капли. Убрав оружие, кинул монету. — Ваша оплата, саин. — Штивер упал аверсом вверх. — И примета добрая.

У торговца одеждой ему оказались слишком рады. Так рады, что и рта не позволили открыть. Пришлось не задерживаясь ретироваться. Почти сбежать.

В следующей лавке приобрел сапоги из козлиной кожи, отлично выделанной и мягкой. От остроконечных пулен отказался. Преждевременная покупка. Новик не полноценный придворный, красоваться в такой обуви.

Хотел, но не прошел мимо «Шелковинки». В неприметной лавке, его встретил мир и покой, и понимание. Приятный сумрак, тонкий запах лаванды, вешала и в этом царстве полусонный торговец. Его дочь, чем-то походила на папашу, но чуточку бодрей.

— Саин, желает сменить наряд? — спросил усталым голосом хозяин «Шелковинки».

— Разве не очевидно? — указал Колин на себя сверху вниз.

Торговец вытянув губы гузкой, в раздумьях обошел клиента по кругу. Встречно унгрийца обходила его дочь. Потом они поменяли направления, общаясь на понятной им тарабарщине.

— Белый ничего не дает.

— Ничего.

— Пурпурный?

— Пожалуй…

— Верх? Низ?

— А если черный?

— Низ? Верх?

— Коричневый?

— Бледно. К тому же коричневый должен подчеркивать скромность.

— А если…

— Нет-нет!

Итак минут десять. На исходе терпения клиента, консилиум постановил следующее — только однотонное, не яркое, лучше фиолетового цвета. Фиолетовый как оттенок черного. Контраст мужественности и смирения.

— Смирения как смирения?

— Смирение как готовность.

— Серебро?

— Манжеты и область груди…

«Порезанной рожи не достаточно выглядеть приличным человеком?» — удивился Колин, пытаясь проследить логику размышлений торговца и его дочери. Ему-то только и надо, вызывать ассоциацию — и воевать гож, и в спальню вхож.

К шоссам, пурпуэну с множеством пуговиц, остроклювой шляпе с пером какой-то невидной птахи, прилагались хук — плащ с теплым подбоем из горностая и красными, почти малиновыми фистонами, перчатки с узелками и бисером, новомодной формы эскарсель[51] телячьей кожи и тройка носовых платков.