Дождливое лето

Но это еще что — Кафа или даже Стамбул! Забирались и подальше. Ведь не исключено, что и легендарный шевалье д’Артаньян встречался с запорожцами. Это могло случиться опять-таки если не в сорок седьмом (дался он нам!), то в сорок шестом (но в 1646-м) году, когда украинские казаки оказались во Франции и участвовали с отменной храбростью в осаде Дюнкерка во время франко-испанской войны за Фландрию. Непосредственное отношение к этому имел все тот же Богдан Хмельницкий. Каково?

Как я уже сказал, история вызвала интерес (я сам люблю такие истории), и разговор продолжал скакать. Алик спросил, правда ли, что Лукоморье — то самое, где дуб зеленый, и златая цепь, и кот ученый, правда ли, что это сказочное Лукоморье — не что иное, как наша крымская Арабатская стрелка? Вообще-то почему бы и нет?.. Само слово «лукоморье» удивительно подходит к песчаной косе, изящно изогнутой наподобие лука в Азовском море. Где-то я даже читал об этом.

И новый, нелепый, я бы сказал, скачок. Говоря о Лукоморье, вспомнили бородатого карлу Черномора. Шофер Митя вдруг заржал и ткнул пальцем в Саню:

— Гы-гы-гы… Саше Зайцеву от ансамбля лилипутов. Гы-гы-гы…

Остальные тоже оживились. Дело в том, что прошлый наш приезд в Керчь совпал с гастролями джаз-ансамбля лилипутов. Я, помнится, несмотря на уговоры, так и не пошел на концерт — ужасно это выставление напоказ чьего-то все-таки несчастья. Но несколько дней мы жили в гостинице на одном этаже с лилипутами.

Не помню уже, кто первый заметил, что одна из наших маленьких соседок влюбилась в Саню. Лилипуточка была прелестна: всегда чуть приподнятая головка с прической конским хвостом, веселое, свежее личико… Уже потом, присмотревшись, я заметил, что уши у нее непропорционально великоваты, но какое это, в конце концов, имеет значение?

Выражалась ее влюбленность смешно, по-детски. Малышка то заглядывала в наш номер, то, хихикая, пробегала мимо Сани в коридоре, то подкарауливала его возле дверей. Начались подначки. Мы с Аликом не усердствовали, но Митиной любимой темой стали советы о том, что теперь должен Саня предпринять, чтобы осчастливить свою возлюбленную. При этом Митя, как всегда, мыслил прямолинейно-практически. Мальчик краснел и отмалчивался. Однажды на тумбочке у его кровати появилась книжка под названием «Любовь, любовь…» с дарственной надписью: «Дорогому Саше Зайцеву от ансамбля лилипутов». В том, что это работа нашего Самого Главного и Мити, не приходилось сомневаться. Саня и тогда промолчал. Вообще он вел себя в этой смешной истории сдержанно, умно, как бы отстраняясь от всего, не замечал ни кокетливых ужимок маленькой влюбленной (а вслед за нею начал обращать внимание на парня действительно весь ансамбль), ни подначек приятелей. А сегодня Саня неожиданно взорвался. Причиной были наш глупый смех, выпитое вино и предыдущий разговор, который выбил его из колеи.

— Все вы дураки! — крикнул он, а мы расхохотались еще больше: как по-детски прозвучало это «все вы дураки». Нас ли пронять такими словами! А Саню понесло: — Подумаешь — один отъел морду, другой отпустил усы, третий отрастил бороду, и воображают себя умнее всех…

Выпад насчет усов меня лично нисколько не задел, но бородач Алик и здоровяк Самый Главный помрачнели. А Саня продолжал извергаться:

— Воображают о себе черт знает что! — кричал он. — Гроссмейстеры! Лауреаты! Начальники! Тьфу! Посмотрели бы лучше на своих жен… Одна — корова, другая — ненормальная, а на третью глянуть противно…

Тут и я скис. Парень начал говорить гадости. Один Митя продолжал веселиться: «Гы-гы-гы!»

— Замолчи, идиот! — крикнул ему Саня. — Ишак на пяти ногах!

Молчание стало полным. Я ждал, что Митя скажет: «А я тебе сейчас как врежу, так и лапки врозь», но он только сопел в унисон костру и, по-видимому, собирался с мыслями.

Парень был в истерике. Мне знакомо это странное состояние, когда со дна души вдруг почти беспричинно взбалтывается всякая муть и не можешь остановиться. Мир представляется искаженным, а мысль мечется отчаянным сердцебиением. И, главное, — реакция вышла из-под контроля, все пошло враскрутку, вразнос, не можешь остановиться, даже когда начинаешь понимать, что минуту спустя будешь сожалеть обо всем этом.

— Тьфу! — повторил Саня. — Да вас, дураков, распоследний хромой шаромыжник может облапошить!..

— Молчать! — гаркнул я. Его можно было выбить из этого состояния только так, но момент, очевидно, был упущен.

— Как же, испугался! — сказал Саня. — Лучше вспомните: «Выпьем за Первый Украинский фронт, старик!..» — Следует отдать парню должное — он точно скопировал мою интонацию. — А хромой отвечает: «А теперь за танковые войска…» Смех!

— Это почему же? — спросил я отнюдь не дружественно, подумывая между прочим: а не врезать ли ему в самом деле, а потом будь что будет?