Дождливое лето

— Цвет — зримое, конкретное. И для художника главное.

— А холмы эти бывают разными. Голубыми, даже синими.

— Так что же в них главное?

— Строгость, суровость. Печать древности.

— Трудновато себе представить. «Цвет терракоты» все же конкретнее. И, кстати, включает в себя и строгость, и выжженность, и даже печать древности…

— Простите, — вмешался Пастухов, — но какое отношение имеет все это к Каллистону, с которого начался разговор?

— Ха! — воскликнул Василий. — И правда. Лужок с тремя копешками, где мы ночевали, помнишь?

— Ну.

— Это и есть Каллистон.

— Прекраснейший?

— Я же говорил, что мы его не заметили.

— Как же так?

— Я уже думал и понял, в чем дело: ракурс не тот.

— Что за чепуха!..

— Не говори. П р е к р а с н е й ш и м  он казался караванщикам, когда шли из степи. После долгого опасного пути. Самый доступный в тех местах перевал и самый приметный. С севера его верст за сорок видно, если не дальше. Гряда гор, а в ней два остроконечных зубца одинаковой высоты, каждый по километру, — гора Шуври и гора Хриколь. Не собьешься, верный ориентир. Между ними и лежит Каллистон. А мы шли сбоку, с запада. Да и не нужен нам был этот перевал…

Что правда, то правда — не нужен.

…Разговор и дальше шел вразброс. О Зоиных раскопках — кроме Пастухова и Лизы, никто там не бывал и понятия не имел об удивительных находках. Да и сейчас истинный интерес проявил только Василий. Его жена больше сокрушалась, как это Зоя и Олег устраиваются с дитем, а мадам Всезнайка любопытствовала (не без ревности, как показалось Пастухову), потянет ли Зоина работа на диссертацию. Говорили о небывало дождливом лете, о воскрешенной в очередной раз идее пробить транспортный тоннель сквозь крымские горы… Пастухову идея показалась стоящей, но он насторожился, когда Василий загорячился:

— Тут хитрость, хоть, может, и не осознанная. Старая схема. Вместо дела подсовывают  д у р о ч к у.

— Ну знаешь, — фыркнула Тусенька. — Если для тебя тоннель не дело, тогда не знаю, что вам и нужно.

— Да пойми ты: он ничего не решит, только создаст видимость бурной деятельности. И то за чужой счет. Строить-то приезжие дяди будут. А нашим деятелям останется только размахивать руками. Что нам стоит пригнать какой-нибудь освободившийся тоннельный отряд со всей техникой, к примеру, с БАМа. Страна богатая, можем себе позволить… Проблем накопилось выше носа. Нет воды, губим природу, и вдруг палочка-выручалочка — тоннель. А он  у с у г у б и т  проблемы.

— Зато в Симферополь или Бахчисарай можно будет смотаться за полчаса, — веселился морячок.

— Попить пивка? — поддела Тусенька.

— Можно и на рынок. Там картошка всегда на гривенник дешевле.

— Я вот спрашивал тебя о  л и ч н о м  и н т е р е с е. Ты не обиделся? — спросил Василий Пастухова. — Я ведь что имел в виду? Он нужен всем, этот интерес. Смотря как понимать его только. Распутин пишет о Байкале и Ангаре. Я считаю, из личного интереса, потому что не может мириться с тем, что там вытворяют. Или Короленко вмешался в дело Бейлиса — ему что, больше всех нужно было? Значит, нужно. Иначе совесть не позволяла. А сейчас воюют, чтобы не трогали северных рек — кому-то неймется, всё хотят повернуть их на юг. Или судьба этих двух разнесчастных морей — Азовского и особенно Аральского. Для кого-то она тоже — личный интерес. Так вот скажи: для тебя все эти болячки наши, о которых начинал говорить, пока на воспоминания о Любочке не съехали, для тебя они тоже личное, кровное дело или так, для бойкой статейки, каких было немало?

— А одно исключает другое?

— Не понял.

— Личный интерес, как ты его понимаешь, и бойкая статейка исключают друг друга?

— Ты прав. Но я что имел в виду: запал, тональность, страсть. Наличие или отсутствие таковых. Одно и то же по-разному можно сказать. Можно выложить аккуратненько, взвешенно, и все вроде бы ничего, ты по-прежнему свой человек. А можно таких дров наломать, таких врагов нажить… А факты, заметь, будут одни и те же.

— Дело в позиции.

— Не только. И в тональности тоже. Писать надо с болью и злостью, чтобы по-настоящему задеть. А с позицией все в порядке. Позиция — отношение к общественному строю. О реставрации власти помещиков и капиталистов никто не думает и не говорит. Орудия и средства производства, земля, ее недра, воды и так далее принадлежат народу в лице государства. А вот как мы распоряжаемся всем этим?..

Между тем небольшая застольная компания явственно разделилась. Жена Василия с Тусенькой шепотом горячо что-то обсуждали и даже уединялись иногда в комнатах. Что их так занимало? Зачем выходили? Хотя, бог ты мой, какое ему, Пастухову, дело до этого! Никакого. Но на этом фоне разыгралась мимолетная мизансцена. Один раз обе дамы отсутствовали довольно долго, и по некоторым деталям Пастухов с усмешкой подумал, что, кажется, жена Василия мерила Тусенькины импортные штаны. Раскраснелись обе.

Как раз в этот момент, точно все рассчитав, морячок с деланной неторопливостью снова наполнил рюмки и, ухмыльнувшись, чокнулся с недопитым бокалом своей жены. Ухмылка поразила Пастухова.