Дождливое лето

— Да? — оживился Василий. — Я же в этом не профессионал. Мое дело — гидрология. Но не в этом суть. Спрашиваю: вы тоже студентка? Нет, говорит, не берут, анкета моя не нравится. С вызовом говорит и ожиданием — не полюбопытствую ли дальше. Хотя, может, мне и показалось. А я не стал любопытствовать, подумалось: зачем оно мне? Да и чем помогу? Можно ли помочь?.. Пропустил мимо ушей, попрощался, отправился на причал — скоро катер должен был прийти. А там — третья встреча…

— Долго ты запрягаешь, — сказал морячок и, явно чтобы подразнить жену, добавил: — И все посуху…

— А у этого одно на уме, — тут же завелась, клюнула на приманку Тусенька.

Похоже, Василий все-таки знал, к чему клонит.

— Долго запрягать, зато быстро ехать, — опять как бы поддержал его Пастухов.

— Ах, если бы! Если бы — быстро и, главное, знать — куда!.. Так вот, пришел я на причал — до катера еще полчаса. Рядом на закидушку пацан бычков ловит. Я по свойственной мне общительности полюбопытствовал, как, мол, клюет, хотя и так вижу, что на кукане всего три рыбешки. Вопрос задал, как сейчас понимаю, чтобы разрядку себе дать — какой-то осадок после предыдущего в душе остался. Девчонка эта… При чем тут анкета? Вроде бы не те времена… Врет небось, троечница несчастная. А на исторический факультет всегда конкурс. Какой-то феномен: в прекрасное Бауманское высшее техническое училище — гордость страны! — конкурса почти нет, а на истфак какого-нибудь занюханного провинциального пединститута не пробиться… Но, с другой стороны, девчонка с головой, да и на раскопках работает, — кого как не таких брать на исторический? Жаль, не спросил, где поступала, — не в Симферополе ли? А пацан на мой вопрос о клёве сперва плечами пожал, а потом сам спрашивает: в Крым собираетесь? В Керчь, говорю. Значит, в Крым, говорит пацан. А там как рыба ловится? Я даже рассмеялся: вот чудак! Смешной пацан. Да как она может там ловиться? Так же, как и здесь. Крым-то — вот он, рукой подать. Сматывай удочку, и поехали. Нельзя, говорит. Ну, думаю, молодец — послушный пацан, хотя лет пятнадцать уже, самый бедовый возраст. Родители, спрашиваю, не велят? Трясет башкой. Тогда — что же? Денег нет? Так это пустяк. Туда я билет тебе куплю, а на обратный путь вот бери рубль и не вздумай обижаться — я сам был пацаном и знаю, каково это. Считай, что даю тебе из солидарности…

Тусенька фыркнула, и на этот раз морячок ее поддержал:

— Вот так мы и портим молодежь…

Жена Василия наверняка знала эту историю и сейчас смотрела на него со снисходительной, усталой улыбкой доброй, терпеливой, хотя и раздражающейся иногда воспитательницы детсада. «Как жаль, — подумал Пастухов, — что у них нет детей…» Тут же, правда, спросил себя: а ты стал счастливее оттого, что имеешь сына? Спросил себя и сам же устыдился этого.

Василий ни улыбки, ни взгляда жены не замечал, по-прежнему обращаясь к Елизавете Степановне. А та была все так же серьезна. Ей явно понравился Василий, и Пастухов был рад этому.

— При чем тут — портим? — сказал Василий. — Ну как это: парню лет пятнадцать, живет здесь и ни разу, выходит, не был на том берегу. Да возможно ли? Дичь какая-то. Особенно если дело в рубле. А он опять башкой трясет. Ладно, говорю, это хорошо, что ты такой гордый и не хочешь брать. Тогда продай рыбу, которую поймал. Нет, говорит, нельзя. Что — нельзя? Н а м, говорит, н е л ь з я  в  К р ы м. — Василий помолчал и снова повторил, выделяя каждое слово: — Н а м  н е л ь з я  в  К р ы м… И тут я вдруг все понял и даже похолодел. Так ты… — говорю. И он закивал своей лохматой башкой: да-да, мол, ты правильно понял.

Василий опять оглядел их всех, будто дань взимал. Но брать было нечего.

— Чепуха какая-то, — раздражилась Тусенька. — Что ты понял?

Ответил ей муженек — с удовольствием и словно беря реванш:

— Умная ты моя… Тут и ежу все ясно: пацан-то татарчонком оказался.

— Простите, — сказала Лиза, — но и я ничего не пойму.

— А понимать нечего. Капитан прав. Мальчишка был татарчонок.

— И что же?

— Татары были выселены из Крыма в сорок четвертом, и жить в Крыму им запрещено.

— Так уж и запрещено! — возразила Тусенька. — Каждый год приезжают, ходят по Васильевке и Дерекою, разглядывают свои бывшие дома… Еще скандал пытались устроить, что их кладбище, видите ли, снесли…

— Это которое? — спросил Пастухов.

— Кладбище-то? Бывшее дерекойское. Там сейчас новый микрорайон, только кладбища нам под окнами не хватало… В общем, и приезжают, и гуляют. Так что ты, Васенька, или все выдумываешь, или пацан твой дурью мается — приехать ему в Крым никто не запретит…

— А жить там?

— Господи! — воскликнула Тусенька. — Нашел о чем говорить. Уж не вернуть ли их сюда?

— Конечно. Нельзя мириться с несправедливостью.

— Да ведь предатели. А предателям прощения нет.