Дозорная ветка. Стихи и переводы

Он не английский, он канадский Стратфорд.
Но, как и всюду, здесь живет Шекспир —
хохочет жир! И полоумный мир
безумные захлестывают страсти.

Потом, когда за сценою из веток

мы собрались и вспыхнула заря,
воскресшие Ромео и Джульетта
нам пожимали руки, как друзья.

И режиссер, он был взволнован встречей,

воскликнул: — За связующую нить!
Как от родимой матери отречься,
так и о дружбе с вами позабыть.

Когда б не песня русская, наверно,

меня б сумел концлагерь доконать,—
он улыбнулся: И тебя, Ромео,
не я, другой учил бы умирать.

Он попросил нас, чтобы мы им спели.

И мы запели, позабыв про страх
и неуменье, в общем, как умели,
о подмосковных наших вечерах.

И долго-долго нам рукоплескали.

Мы понимали — это тем, другим,
что с песней смерть и голод побеждали
и солнце мира видели сквозь дым.

Максим Лужанин

«Все чаще и чаще себя убеждаю…»

Все чаще и чаще себя убеждаю,
что сердце не то, да и возраст не тот,
а утром за дело берусь, ибо знаю —
мое за меня не допишет никто.

Никто не допишет, никто не расскажет

о жалобе той, что болотами пашет,
о празднике том, что являлся крылато,
душа, как зарей озаренная хата…
Никто не расскажет о том, что забыто
и вдруг как новинка еще раз открыто.

Кому передам и кому я доверю

те версты, которыми прошлое мерю,
и ласку отчизны, садов ее цвет,
и доброго взгляда ликующий след.
Не тяжесть отдачи, а радость удачи —
я вам оставляю, а как же иначе?
Все вам отдаю, пока солнце в крови…

Не надо шуметь, дорогие мои!

Анатолий Велюгин

Партизанская школа

Сухим пергаментом — бересты сверток.
Мурашки-буквицы. В стволе — осколок.
В Полесье грамоте училась детвора.
Но выли «юнкерсы» и бесновался ворог.
Пылали облаки, деревья и трава.
По шелку солнечной коры отвага
рукою детской вывела строку:
«Радзiма. Вежа. Сцяг,
   Палон i смага».
Такие же слова
   есть в «Слове о полку».
Листала вечный свой букварь дубрава,
и пепелищами отогревала
живые души лютая война.
Родная мова наша
   не пропала,
раз в этом пламени
   не сгинула она!

Рыгор Бородулин

Цимбалы

Мотылек на колени сел,
раздвинул крылья:
два заспанных луга в росе.
Две покрытых инеем крыши,
две поляны
   заснеженных,
где,
   как беженцы,
как погорельцы —
осины,
   от холода синие,
не могут согреться;
два крыла —
две печальных страницы
книги времени,
книги терпенья, добра и ума,
над которой летают
   тревожные
      черные птицы
и которую молнии пишут,
   читают грома.
По лучам и по ливням,
что сверкают на майских лугах,
ударит крючок —
   и начнется…
И словно речка
   войдет в берега —
в сердце песня прольется.
Об одном вас,
   как братьев,
      прошу —
эту песню не забывайте,
не сбивайте с лугов росу
и на крыльях пыльцу не стирайте…