– Знаете ли вы, что стрельба по терпящему бедствие кораблю – худшее из того, что вы можете предпринять? Неужели вы думаете, что это сойдет вам с рук? Мистер Свейн, сделав хоть один выстрел по пассажирскому лайнеру, вы подпишете приговор как себе, так и своим людям. И, смею вас уверить, окажете тем самым очень плохую услугу антиарколианской фракции.
– Доставив ксеносов на Консул, вы окажете очень плохую услугу всему человечеству! – воскликнул Свейн. – Вы предаете память тех, кто сражался и погиб, защищая землян от этих богопротивных тварей! Вы предаете свою расу, свой народ и идеалы человечества! Вы предаете своих братьев и сестер…
– Чушь! – прервала боевика О'Хирн. – Мы хотим мира. Арколианцы тоже хотят мира. Война с ними была страшным недоразумением, связанным с чудовищным непониманием. Сейчас, к счастью, многое изменилось. Мы наконец нашли общий язык и начинаем более правильно судить друг о друге.
– Отдайте нам этих монстров, и ваше имя войдет в историю. Вспомните свое детство. Неужели все, что вы слышали об арколианцах, было враньем? Трусы и предатели готовы носить этих тварей на руках. Они с радостью будут петь им дифирамбы и прославлять их гуманизм! Ради своих сиюминутных интересов они согласны боготворить бездушных убийц! Неужто вы хотите, чтобы ваши дети играли в арколианцев, спали на простынях с их изображениями, пили из кружек, на которых намалеваны их хари?
– Не вижу в этом ничего ужасного. Лучше уж моим детям играть в арколианцев, чем стать пушечным мясом и погибнуть в войне с ними, – тихо промолвила О'Хирн. – Вы сказали достаточно красивых слов, а теперь признайтесь, сколько денег вложено вами в акции военных заводов? Кто больше всего заинтересован в сегодняшних событиях?
– Мы не позволим арколианцам высадиться на Консуле, – твердо сказал Свейн.
– Вы не посмеете обстреливать терпящий крушение звездолет, – возразила О'Хирн. – Никакие ссылки на арколианцев не спасут вас, если вы решитесь на это, и никакой суд не оправдает.
– Так вы сдадите нам арколианцев?
– Их нет на борту лайнера.
– Капитан, трезубец разворачивается, – сообщил Мэй. – Они готовятся к атаке.
– Тогда позвольте нам подняться на борт и убедиться в этом собственными глазами, – сказал Свейн.
– Осмотрите спасательные модули, которые вы все равно обязаны доставить на Консул. Это лучшее, что вы можете сделать в сложившейся ситуации. Попытка проникнуть на борт лайнера будет расценена нами, как пиратское нападение со всеми вытекающими последствиями.
– Если мы обнаружим на лайнере арколианцев, то вздернем весь экипаж «Хергест Риджа». Вы все, до единого человека, несете ответственность за попытку навязать нам позорный мир с этими бездушными тварями! Вы пожалеете…
– Довольно, выключите связь, – распорядилась О'Хирн.
– С удовольствием, – улыбнулась Джунелл.
– Это настоящий Грязный Свин! И к тому же красноречивый…
– Трезубец разворачивается для атаки, – доложил Мэй.
– Какова наша скорость, миссис Джунелл?
– Двадцать восемь процентов крейсерской.
– Мало. От истребителей нам не уйти, но я бы не хотела иметь дела с танкером. Врубите форсаж.
– Нас потрясет, мэм. К тому же это может вызвать необратимую реакцию в уцелевших двигателях…
– Догадываюсь, – усмехнулась О'Хирн. – Если танкер и истребители ударят по нам одновременно, дела наши будут и вовсе плохи. Двигатели можно заменить, тогда как людей…
– Я поняла, мэм. Застегните ремни, начинается езда по ухабам.
– Давно пора, – проворчал Мэй, не отрывая взгляд от тактического экрана.
14
Дав Роз обезболивающего, Герцог промыл и перевязал ей царапины и рану на ноге. Удостоверился, что молодая женщина заснула, и застегнул откидной клапан медицинской койки. Он сделал для нее все, что мог и, уменьшив освещение, вышел из комнаты. Постоял в задумчивости минуту-другую и двинулся к шкафу с медикаментами.
Он помнил «Ангельскую Удачу», и медицинский отсек, и Роз, но как-то смутно и отрывочно. Крепче всего сидела в памяти мысль о том, что ему почему-то надо охранять этот шкаф, в котором не могло быть, на первый взгляд, ничего ценного.
Поколебавшись, он подошел к шкафу и растворил дверцы. Теперь он вспомнил, что здесь должна стоять коробка с ампулами, наполненными янтарной жидкостью.
Шкаф оказался пуст, и это открытие почему-то потрясло Герцога до глубины души. Ноги его задрожали, к горлу подкатила тошнота, как это часто, слишком часто, случалось с ним в последнее время.
– Нет, – прошептал он со слезами в голосе. – Только не это! Ну почему, почему мне так плохо?..
На него навалилась усталость и апатия. Он хотел спать. Спать долго-долго и желательно без сновидений.
– Не раскисай! – одернул его невесть откуда взявшийся внутренний голос. – Пошли отсюда! У нас есть дела поважнее, чем рыться в дырявой памяти и вспоминать полузабытые сны!
– Отстань, – вяло отмахнулся от него Герцог, направляясь к комнате, где спала Роз. Он займет вторую койку и будет спать долго-долго. – Я не хочу тебя слышать. И не говори о моей дырявой памяти. То, что я помню, не было сном. Напрасно ты стараешься меня в этом уверить.