Драгоценный груз

– Они вовсе не впрыскивали ему сыворотку! С чего это ты возводишь на них напраслину? – возмутилась было Маргарет, но Мэй жестом остановил ее.

– Ну, хорошо, пусть этот препарат называется по-другому. Важно, чтобы результат был схожим.

– Хм-м-м… Это может вызвать осложнения, Джеймс. Если эти ребята наймут хороших адвокатов и сумеют доказать…

– Сложностей будет еще больше, если мы не получим достоверных сведений о кораблях боевиков. Или же получим их слишком поздно.

О'Хирн испытующе посмотрела на Мэя.

– Придется, пожалуй, рискнуть. Однако мне даже подумать страшно, к чему это может привести. Ох, чует мое сердце, быть мне вселенской козой отпущения!

– Если я доживу до того времени, то дам показания в твою пользу, – попытался утешить ее Мэй.

О'Хирн слабо улыбнулась, кивком поблагодарив бывшего супруга за поддержку, и с удивлением поняла, что ей стало легче от его слов.

– Как бы то ни было, пора действовать. Времени в нашем распоряжении осталось немного.

21

Круг. Еще круг и еще один круг…

Герцог неутомимо шагал по камере, описывая один круг за другим. Его рот был открыт, запавшие глаза лихорадочно блестели, лицо выглядело усталым и озабоченным. В своем непрерывном кружении он иногда наталкивался на стены или спотыкался. Тогда он делал минутный отдых и вновь продолжал двигаться, как заведенный.

Это было ужасно глупо, но все же лучше, чем спать и мучиться.

Время от времени внутренний голос, правда, спрашивал его: «что значит – спать, а что значит – не спать?» В чем разница, если сон порой значительно реальней и предметней яви? Может быть, ему снится, как он ходит кругами по камере, а на самом деле…

– Какой ужас! – громко сказал он, надеясь, что собственный голос рассеет его сомнения. Один раз это помогло. Но значит ли это, что будет помогать всегда? Если он сходит с ума из-за тишины, то нарушить ее не трудно.

– А если нет? Снова начнется кошмар? Но я ведь никогда не боялся тишины!

Он остановился посреди камеры, прислушиваясь к своим ощущениям. Подошел к койке и углом простыни вытер бисеринки пота с лица.

Воспоминания о прошлом измучили его. Дело в том, что у него, в отличие от всех нормальных людей, оказалось два прошлых. Две жизни, сцены из которых произвольно всплывали в памяти, путались, переплетались так, что из них вырастало нечто совершенно новое, совсем уже нереальное. Отчетливее всего он помнил полеты на вакуумном истребителе, за штурвал которого не садился никогда в жизни. Помнил мороженые туши, скотобойню своего дяди, Торговую академию и несостоявшуюся свадьбу… Его донимала боль в затылке и сломанной руке, а также скорбь по Лей Бренд, воспоминания о которой всколыхнул в нем проклятый микропроектор неизвестной конструкции.

Проектор был удивителен тем, что содержал в себе куски его жизни. Причудливые картинки, отрывки, в которых говорилось о нем, но в то же время как бы и о ком-то другом, носившем его имя. Глядя на стереофото, он узнавал и не узнавал себя. Он помнил себя совсем другим, хотя многие факты их жизней вроде бы совпадали. Вещи, окружавшие их, совпадали наверняка. Например, он хорошо помнил тяжелую старинную мебель в том просторном зале. Помнил мундир пилота и прикосновение гермокостюма к телу, хотя никогда не был пилотом. А вот люди на фото были совсем не похожи на тех, с кем он шел в бой, пил Аяганский джин, спал в казарме и зубоскалил между вылетами… Имена были те же, но смеялись и ругались они совсем по-другому. И все эти люди были уже давно мертвы. А он, он был слишком молод, чтобы знать их. И все же, глядя на их фото, он чувствовал, как подкатывает к горлу комок, как часто и неровно начинает колотиться сердце.

Иногда ему казалось, что он сошел с ума. Раздвоение личности – чем не диагноз? Но если он болен, почему его не лечат? Почему держат в тюрьме вместе с какими-то пьянчугами? И вот еще вопрос: может ли сумасшедший сознавать свое сумасшедшие? У него было множество версий, объяснявших, как он мог здесь оказаться, но ни одна не была абсолютно достоверной. Его могли посадить за убийство Дикса, которого он вовсе не убивал. За угон звездолета и за участие в разбойном нападении на вездеход. Помнится, был также момент, когда его оглушил сердитый торговец-капитан, а потом на помощь ему пришли охранники. Быть может, это они упекли его в кутузку?..

Кстати, камера эта была тем единственным, что связывало все эти фрагменты воспоминаний, донимавшие его последние несколько дней во сне и наяву, терзавшие, стоило лишь прикрыть глаза или взять в руки микропроектор. Камера и надзирательница присутствовали и в той, и в этой жизни. Камеры были разные: одна поскромнее, другая побогаче. Надзирательницы тоже отличались внешне, но обе были достаточно симпатичные и терпимые. Обе безымянные. Но надзирательницы заходили редко, а камера побогаче проявлялась, как только ему удавалось прогнать очередное видение.