Драгун, на Кавказ!

Воспользовавшись паузой, рекруты покидали в одну кучу бурдюки и зашли на мелководье. Некоторые из них скинули на берегу свои серые мундиры и исподние рубахи и теперь с уханьем и довольными криками плескались. Вода была холодная и чистая.

– Тимоха, пошли ко мне, тут на камне пятерым можно сидеть! – позвал друга Лёнька. Он скинул сапоги и, погрузив в воду натруженные ноги, теперь блаженствовал.

Баам! – ударил громовой раскат ружейного залпа, сбивая наземь ближайший к кустам караул. Захлопали россыпью одиночные выстрелы, и на прогалину выскочило сразу несколько десятков людей в лохматых шапках и одетых во всё чёрное. У реки стоял дикий ор! Кричали перепуганные рекруты, мечущиеся по берегу. Горланили нападавшие, рубя клинками полуголые фигуры. Свистели пули.

Ошалевший от всего этого Тимоха присел и на коленках пополз прочь от воды.

– Аа! – орущий бородатый горец с глазами навыкате занёс свою саблю, намереваясь срубить глупого русского. Тяжёлая пуля ударила его в грудь, и он, выронив свой клинок, упал на песок.

«Быстрее, быстрее прочь от этого места!» – тукала в голове паническая мысль. Гончаров вскочил и, пробежав несколько шагов, споткнулся о тело унтера. При падении рука ударила о что-то твёрдое, и сам не осознавая, что он делает, Тимка потянул к себе ружьё убитого.

– Бяжиим! – мимо босым протопал Лёнька.

Вынырнувший откуда-то сбоку высокий жилистый горец полоснул его саблей, и друг, подвывая от боли, присел, схватившись рукой за плечо.

«Конец Лёньке! – мелькнула мысль. – Сейчас он его точно срубит».

Тимофей никогда не был храбрецом, и он обязательно убежал бы, бросив здесь всё, но тут, на этом самом берегу был его единственный, по-настоящему близкий ему в этом мире человек.

– Хэк! – штык ударил резко вверх из низкого приседа, прикрывая собой раненого. Лезвие сабли проскрежетало о его сталь и ушло вбок. Горец, как видно, не ожидал нападения и, ошеломлённый, отпрыгнул назад.

Тимофей подскочил к Лёньке и полностью закрыл его собой.

Горец оскалился и, чуть подшагнув, нанёс несколько коротких, резких ударов саблей. Умудрившись как-то их отбить, Тимоха и сам, как совсем недавно его учили в депо, сделал пару коротких ружейных выпадов. Его счастье, что длина пехотной фузеи с надетым на неё штыком позволяла держать противника на приличном расстоянии. Неизвестно, чем бы вообще закончился этот поединок, но раздались гортанные крики, и фигуры в чёрном, подхватив пару своих трупов и ружья убитых солдат, бросились бегом в кусты. Противник Тимофея оскалился, что-то пробормотал, хлестнул напоследок саблей и, развернувшись, кинулся следом за своими.

Бам! – грохнул выстрел, и, не добежав несколько шагов до зарослей, раскинув руки, он рухнул на землю. Двое выскочили из кустов, подхватили его тело и вместе с ним скрылись обратно.

Топоча сапогами, к Тимке подбежал седоусый ефрейтор.

– Утащили всё же, заразы! – проговорил он с досадой. – Видишь, какие удалые?! Даже своих погибших не бросают. Кавкааз!

Послышались крики, и на обрыв выскочили солдаты с ружьями наперевес.

– Молодец, паря, – похвалил рекрута ветеран. – Не спасовал, штыком прикрыл товарища. А чего же не стрелял-то? – показал он на взведённый ружейный курок.

Кровь ударила в лицо Тимофею. Действительно, оружие ведь было заряжено и готово к бою, а у него всё от этого страха в голове помутилось!

– Виноват, – пробормотал он, опуская глаза. – Я как-то это, я даже и не знаю…

– В первом бою завсегда так, – успокоил его ефрейтор. – Никогда головой не думается. Однако же не сбежал ведь в испуге, оружие не дал врагу захватить, опять же раненого спас и в бой вступил. Вот так и доложу их благородию. Ребятки, туды, вон в эти кусты они бросились! – крикнул он стоящим на обрыве солдатам. – Ежели вдоль реки пробежать, то, может, и настигнете злодеев! Им же ещё через реку переправляться на свой берег надо!

– Тише, тише несите, да не трясите вы его так! – покрикивал лекарь пехотинцев. – У него порез глубокий, сейчас шить буду. Нечего рану бередить. Вон к этому костру его кладите.

Рекруты как можно осторожнее положили на полог постанывающего Лёньку и отступили в сторону.

– А ты чего встал, а ну-ка давай тоже за всеми двигай! – прикрикнул медик на сидящего рядом с раненым рекрута с перекинутым через плечо ружьём.

– Друг это мой, – ответил тот, вставая, – вы уж помогите ему, – и положил на полог горку медных и серебряных монет.

– Забери, дурак, и так заштопаю, залечу! – рявкнул зло лекарь. – Бери, бери и шагай быстрее отсель. Не боись, рана у него не опасная, кость целая, до жилы совсем немного сабля недорубила. Всё хорошо будет, ступай давай, не мешайся, «друг»!

– Господин фельдфебель, разрешите обратиться? – Тимофей вытянулся перед Онисимовым.

– Тихо ты, чего орёшь?! – цыкнул тот. – Не видишь, что ли, их благородия в шатре заседают, важную докладную бумагу про сегодняшнее нападение пишут.

– Виноват, да я у вас про ружьё хотел спросить, – Тимофей приставил фузею к ноге. – Не разрешите ли мне его до конца марша при себе оставить? Оно ведь мне жизнь сегодня спасло, да и хозяина его уже в живых нет.